Глубокий контакт

На часах уже четыре пятьдесят. Время ползет до отвращения медленно. Писать больше не хочется. По правде сказать, на кой черт я вообще пишу? Хочу оставить свое завещание? Сомневаюсь, что его кто-нибудь прочтет. Или просто хочу разобраться в себе? Мне кажется, я достаточно ясно мыслю для того, чтобы понять, кто я и что должен сделать.

Я больше не Николай Кольцов, русский ученый-романтик, погибший у Пика Вдовы и невольно ставший соучастником чудовищного эксперимента, в котором я стал главным фигурантом. Но я и не Иэн Фрэнклин Макри, лейтенант армии Восточной Конфедерации — слишком много во мне осталось от Кольцова. Апостол был прав, когда говорил, что я полиморфоид. Он с самого начала видел меня насквозь. И он почему-то доверился мне. Теперь я понимаю, почему. Я не обладаю физическими способностями Бледной Тени, но мое сознание изменилось. Я не Кольцов, не Макри — я Ник Северянин, граббер, родившийся заново на планете Аваллон. И у меня есть цель — Панацея. Вся моя жизнь последние две недели была посвящена достижению этой цели, и я добьюсь своего. У меня остался неоплаченный долг перед покойным Кольцовым. У меня остался неоплаченный долг перед покойным Апостолом. И у меня остался долг перед Анной. Сегодня, когда стемнеет, я сделаю все, чтобы мои долги были оплачены.

* * *

В длинных коридорах-трубах было безлюдно. Скорее всего, персонал базы сейчас ужинает. Несколько человек Северянин, впрочем, повстречал — они очень по-дружески его приветствовали. Создавалось впечатление, что здесь, на «Траппере-4» его хорошо знают. Северянин не помнил этих людей, хотя отвечал на приветствия, но не останавливался, шел дальше. Он миновал медицинский блок, по лестнице поднялся на второй этаж, снова углубился в цилиндрические тоннели переходов с ячеистыми стенами. Здесь его остановил светловолосый капитан со значком дежурного офицера на груди.

— Лейтенант Макри, личный номер 188924, спецгруппа «Д», — представился Северянин. — К майору Зебровски по поводу задания.

— Ты что, не узнал меня, старик? — удивился капитан. — Это же я, Трамп. Чем эти медицинские крысы тебя напичкали?

— Прости, дружище, — Северянин постарался изобразить сожаление; нельзя показать дружелюбному капитану Трампу, что он его совершенно не помнит. — Чувствую себя так, как будто неделю с утра до ночи пил дешевый биддл пополам с керосином. Ты прав — надо будет спросить дока, что за дерьмо он мне колет.

— Беги из лазарета, пока не поздно, — посоветовал Трамп. — Они тебя залечат. Хуже врачей только скрэтчи и бывшие жены — первые жрут тебя сами, вторые через адвокатов. Я освобожусь в двенадцать, заходи ко мне в третий сектор. Попьем пива.

— Не получится. Зебровски велел врачам ровно в одиннадцать хором спеть мне колыбельную.

— Ты все такой же остряк! — Трамп хлопнул Северянина по плечу. — Лечись, герой. Мы все у тебя в долгу.

Северянин пошел дальше. Больше его никто не останавливал. На входе в командный отсек электронный замок двери приятным женским голосом потребовал у Северянина назвать свое имя, звание и цель появления в секторе № 1. Потом, по требованию говорящего замка он положил кисть правой руки на открывшийся справа от двери планшет сканера-дактилоскопа. Ждать пришлось совсем недолго — сервомоторы с шипением открыли дверь, и Северянин сумел пройти в командный сектор.

Кабинет Зебровски располагался в самом конце длинного коридора. Чтобы войти в него Северянин прошел еще одно дактилосканирование. Затем створки дверей разошлись. В кабинете была полутьма и слышалось журчание воды. Зебровски сидел за столом, наблюдая за тем, как на видеопанели медленно и важно плавают в виртуальном аквариуме золотые рыбки.

— Мог бы не приходить, — сказал майор, не отрывая глаз от рыбок. — Но я так понимаю, ты вспомнил что-то важное.