Глубокий омут (ЛП)

Она откинула одеяло, опустила босые ноги на землю и поняла, что одета в белую ночную рубашку. Странное дурманящее ощущение сильно ударило ее — пьянящий аромат имбирных специй и древесного дыма донесся с сильным осенним бризом. Сначала ей показалось, что на огне стоит кастрюля с чем-то, потом она поняла, что огня вообще не было. Только тлеющие угли. Ни одно окно не было открыто, чтобы впустить ветерок. Но она не столько ощущала эти вещи своими органами чувств, сколько чувствовала, как они касаются ее разума. Ощущение исходило от самого Джорджа, его руки и лодыжки были скрещены, когда он спал в неудобной позе в кресле с откидной спинкой у ее кровати.

Мрачная реальность нахлынула на нее. Неужели он сделал с ней что-то сверхъестественное? Она пошаркала к гардеробу, отодвигая одно платье за другим, пока не нашла более современную одежду, которую он купил для нее. Наконец найдя то, что она хотела, женские брюки для верховой езды, она заколебалась с вешалкой в руке, вспоминая свои дни в Шварцвальде на Афине.

— Меня там больше нет, — прошептала она, нуждаясь в напоминании себе, что она была здесь, на земле.

Она быстро переоделась и заплела волосы в тугую косу, затем прошла обратно через спальню и обнаружила, что Джордж уже развел огонь и стоит у двери, ожидая ее. Волосы взъерошены, лицо бледное, он подпрыгнул и обернулся на звук ее входа в комнату. Ссутулив плечи и сжав губы в мрачную линию, он был воплощением побежденного человека. Побежденный человек, который отказался принять неизбежное, что он, возможно, выиграл битву, но проиграл войну. И победы нигде не было видно. Для любого из них. Никакое отчаяние и надежда не могли бы вернуть любовь, которую они когда-то разделяли, давно забытую мечту, которая была не более чем пеплом на ветру. И теперь она была уверена, что он совершил что-то трагическое, пытаясь удержать ее.

Она застыла при виде него, внутри закружился водоворот эмоций: гнев, замешательство, тоска… больше.

— Что ты со мной сделал, Джордж?

— Я спас тебя.

Она презрительно рассмеялась.

— Я не хотела, чтобы ты меня спасал.

— Ни сейчас, ни завтра, но однажды ты это поймешь. Однажды ты будешь рада, что у тебя ничего не получилось. Ты бы в конечном итоге затерялась в бессмысленном, бездушном забвении.

Она заметила ярость, звучащую в его голосе. Он был зол на нее. Очень зол.

— Боюсь, я все равно оказалась бы там.

— Я знаю, что тебе нужно время, чтобы примирить то, кем ты была раньше, с тем, кто ты есть сейчас, но ты должна двигаться вперед.

В его словах звучало отчаяние. Кэтрин боялась, что искра надежды в его голосе предназначалась им двоим. Их шанс на совместную жизнь исчез в тот момент, когда она покинула Торнтон. И теперь он спас ее только для того, чтобы вбить еще больший клин между ними. Они никогда не смогут быть такими, какими были когда-то. Он должен был принять этот факт.

— Джордж, — начала она более мягко. — Здесь нет никакого «долго и счастливо»… для нас. Ты должен это понять.

Поникшие плечи ранили ее, но она не дала бы ему надежды там, где ее не было. Ей больше нечего было дать. Дамас забрал все это.

— Я понимаю, — наконец ответил он.

— Как ты спас меня? Я не чувствую того же самого.

— Теперь ты Доминус Демонум, охотник, восставший против зла. Как Джуд. Как я.

Она долго смотрела на него, позволяя осознать реальность того, что он сказал.

— Я не старею? — спросила она, сдвинув брови.

Он просто кивнул.

— Почему? Почему ты так поступил со мной?

— Почему я поступил так с тобой? — широко взмахнув рукой, он сказал: — Ты правда думаешь, что я просто отпущу тебя? Позволю тебе перерезать себе вены и оставить меня здесь? Нет, Кэтрин. Нет. — Он покачал головой, непреклонный и разъяренный. — Ты думаешь, у тебя есть грехи, за которые нужно платить? Тогда ладно. Теперь ты можешь заплатить за них. Ты будешь тренироваться и станешь охотником на демонов, изгоняя зло с этой земли, потому что это гораздо лучшая доля, чем жить в колодце жалости и сожалений. И это гораздо менее трусливо, чем покончить с собой.

Она вздрогнула от ожесточенности его резких слов. Потому что они были оскорбительными. И потому, что они были правдой.

Она вздернула подбородок.

— Я не буду тренироваться с тобой.

— Я знаю. Ты будешь тренироваться с Джудом в Новом Орлеане. В Америке.

— Джордж, мы никогда не сможем быть…

— Не надо, Кэтрин. — Его голос сорвался, когда он повернулся к ней спиной и направился к огню. Он оперся обеими руками о каминную полку, его плечи напряглись под белой рубашкой. — Не говори этого снова. Я осознаю, во что превратила тебя моя собственная ошибка.

— Твоя ошибка?

Некоторое время он не отвечал. Она не могла думать дальше того факта, что он видел в этом свою вину. Затем он повернулся, и вся боль отразилась в каждой черте его лица.

— Как бы сильно я ни хотел держать тебя в своих объятиях, мне не следовало приглашать тебя танцевать на балу у Уэзерсби. — Он стиснул челюсти и больше ничего не сказал.