Глубокий рейд. Записки танкиста

Из дальнего конца улицы показались три автомашины с гитлеровцами. Они мчались на полном газу.

Самоходка Лопатина загородила им дорогу. От выстрела из ее орудия в упор одна из гитлеровских машин разлетелась на части. Шедшая за нею вторая врезалась в обломки и перевернулась. Кузов ее сплющился от удара о землю, давя под собою сидевших в машине. Третья пыталась увильнуть в сторону, сбила деревянный забор и смяла свой радиатор об угол дома. Гитлеровцы бросились в разные стороны, но под пулеметным огнем двух танков и артиллерийским огнем самоходки уцелеть им было невозможно.

Почти возле каждого дома и сарая стояли автомашины. В деревне завязался настоящий бой. В разных ее концах горели дома, и на улице было светло, как днем.

Жители сидели в погребах. Занимая дома для постоя, гитлеровцы выгоняли хозяев на улицу, и те вынуждены были искать себе убежище от ветра и стужи где угодно. В данную минуту это сохранило им жизнь.

Продвигаясь вперед, танки расстреливали, из орудий брошенные автомашины, ремонтные летучки и группы все еще продолжавших отстреливаться гитлеровцев.

Постепенно стрельба прекратилась. Воздух наполнился смрадом и копотью. Автоматчики прочесывали деревню, добивая врагов, забравшихся в погреба и на чердаки. Танки Петрова уничтожили восемь вражеских машин. Почти вся часть противника, находившаяся в селе, была истреблена, а техника и снаряжение полностью приведены в негодность.

В Шишиловке наша группа уничтожила пятьдесят три автомашины, четыре бронетранспортера, три бензозаправщика, три тягача с прицепленными к ним орудиями и около сотой солдат и офицеров. Машины подвинулись к выходу из деревни. В одном из домов доктор, устроив ПОХОДНЫЙ медпункт, перевязывал раненых. Для предосторожности выставили на выходе из деревни взвод танков и две самоходки при входе. Вся колонна, вытянувшись длинной цепочкой, стояла вдоль улицы.

Ко мне подошел Семенов.

— Товарищ старший лейтенант, возьмите, пожалуйста, от меня этого зануду фрица. Вертится на боеукладке, работать мешает. В машине и так теснота — не повернешься, а с этим «зайцем» просто беда. Сидел бы он спокойно, так ладно бы, куда ни шло, а то все крутится под руками, боится, что его рычагом ТПУ придавит или башнер снарядом стукнет нечаянно. Совсем замучились с ним. Возьмите его, пожалуйста, а то невзначай как бы не пристукнули ребята.

— Ты, Семенов, стукай их в бою, — нахмурившись сказал Лопатин, стоявший в это время неподалеку от нас. — А такого стукать не гоже. Человек он безоружный, лежачего не бьют.

Семенов недоуменно взглянул на него. Все знали, что гитлеровцы зверски расправились с семьей Лопатина. Все знали, как ненавидел их старший лейтенант, как он мстил им везде и всюду в горячих схватках.

— Они же ваших… прибили, товарищ старший лейтенант, — начал было смущенный Семенов.

Лопатин поморщился и резко бросил:

— Бей, Семенов, их, сволочей, на каждом шагу, грызи зубами, когда ты в бою, но не забывай, что пленный есть пленный.

— Виноват, товарищ старший лейтенант, — : сказал Семенов и поспешил удалиться.

Я велел привести пленного. Сидевший на танке Овчаренко, увидев подходившего немца, соскочил с машины и закричал:

— Товарищ старший лейтенант! Да это же тот самый часовой, который ночью плясал возле склада. Ауфвидерзейн, дорогуша! — повернулся он к пленному. — Хэнде хох! Как поживаешь? Чуть-чуть мы тебя там не укокошили, майн херц.

— Перестань паясничать, Овчаренко, — оборвал сержанта Найденов.

Пленный дрожал, как осиновый лист, бочком пятился от жестикулировавшего сержанта и лопотал на смеси русского языка с немецким:

— Мой есть арбайтен. Мой и раньше был ваш плен. Русский гут меншен. Я не есть наци. Гитлер — капут.

Я приказал автоматчикам взять пленного с собой на машину.

* * *

Из погребов, ям и всяких закоулков на улицу стали выходить жители деревни. Одна женщина, бросившись на шею первому подвернувшемуся автоматчику, причитала:

— Да милые вы мои сыночки дорогие, ждали мы вас, соколы, сколько слез пролили. Думали, уже и не увидим ни вас, ни жизни лучшей. Да неужто совсем нас ослобонили, родные?

— Эх, не совсем еще, мамаша… но скоро придут наши части, и тогда будет все в порядке. Потерпите чуток, недолго ждать теперь осталось, — смущенно уговаривал причитавшую женщину автоматчик.

Женщина не унималась:

— Ой, лишенько мне. Ведь три года ждали, все очи проглядели, а вы опять покидаете нас, оставляете на съедение зверю лютому…

— Будет конец вашим мучениям, мамаша. Скоро сынов своих встречать будете.

— Поубивали моих-то зверюки еще в сорок первом. Теперь все вы мне сынами приходитесь.

Женщины, стоявшие в толпе, вытирали концами платков полные слез глаза.