Женя прямо-таки физически чувствовала глухую ненависть этой женщины. Девушка не боялась бомбежки. Понемногу она приучила себя к тому, что снаряды дальнобойных советских орудий с журавлиным курлыканьем проносятся иногда над городом, чтобы разорваться потом где-то в районе товарных станций. Но этой маленькой молчаливой женщины, бесшумно двигавшейся по дому, она боялась так, что, ложась спать, всякий раз придвигала к двери тяжелый комод. Ее ненависть, преследовавшая Женю изо дня в день и так хорошо понятная ей, вызывала в душе тоскливую безысходность, будто она и впрямь предала Родину и работала на врага.
И вот однажды девушка была разбужена страшным грохотом. Что это? Ревут моторы. В комнате необыкновенно свежо. Сорванная маскировочная штора висит на одном гвозде. Ночной ветер с реки, задувая в разбитое окно, мягко подбрасывает и опускает занавеску. Женя вскочила. Инстинктивный страх странно мешался с радостью: ведь это бомбят свои! Зенитки истерично кудахтали, как куры, к которым в птичник забрался хорек. А самолеты все кружили и кружили…
Кое-как одевшись, Женя выбежала в сени. Испуганная хозяйка несла на руках маленького и толчками подгоняла девочку постарше. Они, видимо, спешили в огород, в углу которого, под рябиной, еще год назад была вырыта хозяином зигзагообразная щель, заросшая теперь шершавыми лопухами. Женя подхватила девочку и, хотя та, взвыв, царапалась и отбивалась, перепрыгивая через грядки, донесла ее до бомбоубежища. Хозяйка, уже успевшая спрыгнуть вниз, вырвала у нее ребенка.
— Зачем вы себя утруждаете, фрейлина, ручки свои драгоценные пачкаете?..
Договорить она не успела. Где-то над ними возник нарастающий свист, будто стоп-краном останавливали на полном ходу поезд. О стену щели шмякнулись комья земли. Вся дрожа, Женя не сразу поднялась со дна траншеи. Рядом стояла, хозяйка и смотрела в зеленоватое шелковое небо, где среди белых мягких разрывов, напоминавших Жене раскрывшиеся коробочки хлопка, уже освещенные лучами еще не поднявшегося солнца, сверкая крыльями, шли самолеты. С земли, погруженной в предрассветный зыбкий полумрак, можно было даже различить красные звезды на крыльях. Эти звезды словно гипнотизировали женщину. Она не могла оторвать от них глаз. Вот, зайдя со стороны солнца и выстроившись в каре, самолеты стали скользить вниз. Снова будто кто-то рванул стоп-кран. Но женщина только нагнулась, закрывая собою детей, а глаз от звезд не оторвала. Когда стихли раскаты разрывов, Женя увидела, что хозяйка глядит на нее и побледневшие губы женщины кривит недобрая улыбка.
— Здорово угощают!
— А вы не боитесь? — невольно воскликнула Женя, косясь на два живых комочка, испуганно ежившихся на дне траншеи.
— А вы думаете, жить здесь слаще? Самолеты ушли. Постепенно смолкли зенитки.
Хлопковые коробочки, совсем развернувшись, расплывались в облачка, легкие, пушистые, золотые. Но откуда-то, по-видимому издалека, продолжал доноситься глухой гул. Точно весенний гром, он перекатывался по горизонту и не смолкал. Женщина в упор смотрела в лицо Жени. В глазах ее горела такая ненависть, что девушка невольно отступила в дальний угол щели.
— Слышите? — шептала хозяйка, не спуская с Жени тяжелого взгляда. — Слышите? Это наши пушки.
Где-то невдалеке пророкотал и стих мотор, и взволнованный мужской голое позвал: — Фрейлейн Марта, фрейлейн Марта!
— Я здесь, — ответила девушка по-немецки, узнав голос порученца коменданта. Подпрыгнула, подтянулась на руках и с чувством невольного облегчения выбралась из щели наверх.
— Ради бога, что случилось? — спрашивала она знакомого унтер-офицера, когда машина несла их по заросшей улице.
— Вы не догадываетесь?.. Прислушайтесь, это же иваны! — растерянно ответил тот и хотел еще что-то добавить, но машина, объезжавшая свежую, воронку, сделала такой поворот, что чуть не повалилась набок.
В комендатуре, несмотря на ранний час, чувствовалось необычное волнение. Хлопали двери, звонили телефоны, раздавались торопливые шаги… Помощник коменданта, небритый, в незастегнутом кителе, остервенело крутил ручку телефона, с ненавистью глядя на молчащий пластмассовый ящик. На деревянном диване валялись куски окровавленного бинта. Все напоминало муравейник, В который сунули горящую головню.
— Фрейлейн Марта, ну где же вы пропадаете? — сказал помощник коменданта, с раздражением швырнув молчащую трубку. — Господин подполковник перенес свой вымпел в бункер… У него там… срочное совещание. Вы ему не нужны, спешите в бургомистрат, к господину Влади-славлеву. Он только что получил от нас кучу заданий, вам придется с ним потрудиться.
— Но ради бога, что случилось? — спросила Женя, стараясь поскорее снова войти в роль фрейлейн Марты и потому особенно подчеркивая свой вполне понятный страх.