Глубокое погружение / In too deep

"Тебе пора бы уже перестать быть таким активным мальчиком. Думаю, я должна была тебе дать немного больше для начала". - Небольшое количество жидкости вылилось из иглы маленьким фонтанчиком. - "Мне будет трудно уколоть тебя, когда ты все еще способен двигаться".

Она присела к нему на кровать и, опираясь на его грудь, нацелила иглу на его подмышку. 

"Не двигайся или будет больно".

Он не понимал, что происходит, и попробовал снова освободить запястья, но веревка не поддалась. Она ощутила его панику и прижалась к нему сильнее, пытаясь придавить его своим весом. Внезапно, он вспомнил, что его ноги свободны. Он с трудом поднял колено к ее спине, но она уже глубоко ввела иглу в его подмышку.

Мужчина взвыл от боли, а она, спрыгнув с него, со всего размаха заехала кулаком в челюсть, чтобы он успокоился.

"Заткнись, идиот!" - вскипела она от гнева. - "Это, черт возьми, ты виноват, что тебе больно". - Девушка посмотрела на свою руку, сжимая и разжимая кулак, исследуя последствия столкновения с челюстью. Нахмурившись, она поспешила в ванную с пустым шприцем в руке.

Кровь наполняла его рот, и он понял, что она сломала ему челюсть. Сглотнув теплую кровь, он закрыл глаза, изнемогая от боли. Жгучая жидкость из шприца смешивалась с кровью, растекалась по венам, фактически парализуя его. Попытки пошевелить конечностями не удались и, ударившись в панику, он учащенно задышал. 

Мужчина не заметил, когда блондинка возвратилась к кровати. Она выглядела очень обиженной, потирая свою воспаленную руку.

"Теперь ты будешь вести себя хорошо?"

Он попытался снова, в последний раз, уговорить ее, пока еще мог произносить слова: 

"Возьми мой бумажник". - Вспомнив о фотографиях своей красивой жены и двух сыновьях, он начал непроизвольно плакать.

Что он им сделал? Почему? 

"Возьми мои деньги, и оставь меня. Пожалуйста". - Он смотрел на незнакомку глазами полными слез.

"Я сказала тебе, что не хочу твоих денег". 

Глотая воздух между всхлипываниями, мужчина отчаянно пытался что-нибудь придумать. 

"Что же ты хочешь? " 

Она наклонилась к нему ближе и дернула за веревку, освобождая руку. 

"Твоей крови," - прошептала она в его ухо голосом, столь же холодным, как лед.

* * * * * *

Вторник, 8-ого июля

Пустыня Округа Короны, Серебряная Долина, Аризона. 

"Привлекательное семейство". – Рукой, затянутой в латекс, детектив Стюарт осторожно перебросил через дорогу кожаный бумажник.

Более молодой и стройный детектив Эрнандес встал на колени рядом со смердящим трупом. 

"Да, я знаю. Какая жалость". - Он всегда принимал убийства близко к сердцу, независимо от того, в какое расследование был вовлечен. Ведь каждый раз, это была чья-то потерянная жизнь.

"У нас остались какие-нибудь маски?" - спросил Эрнандес, прикрывая рот рукой. - "Думаю, я могу потерять съеденное мной печенье".

Стюарт издал скрипучий астматический смех. 

"Снова? Ради Бога, ты собираешься блевать каждый раз, когда мы производим осмотр?" - Он был единственным, кто собрал большое количество улик, находясь рядом с, незащищенным от солнца, трупом. Его партнер просто не мог обращаться ни с чем, обработанным высокой температурой. Они были здесь уже час, но Эрнандес не мог заставить себя подойти к телу.

Джеф Эрнандес нахмурился, посмотрев на толстого детектива. 

"Не каждый. Только, троих последних оставили созревать на солнце, а запах прожаренной плоти не вызывает у меня аппетит, в отличие от тебя". - Он подошел к Стюарту, расположившемуся у их криминалистического фургона, и игриво погладил его живот.

"Черт тебя возьми, Эрнандес". - Стюарт отпрянул назад. - "Слушай, детка, если ты не можешь выдержать высокую температуру, тогда выйди с кухни". 

Джеф поднялся в фургон, в поисках маски. Стюарт продолжал говорить громче, чтобы Эрнандес мог его слышать:

"Расследуя убийства в Серебряной Долине, ты увидишь много тел, поджаренных на солнце". – Сам он работал в отделе убийств в Долине уже десять лет и помнил, как трудно было ему привыкнуть к здешней духоте и жаре, а также к тому, что солнце делало с телами. По крайней мере, один раз за лето, ему было жаль, что он не вернулся в Джерси.

"Перестань называть меня детка. Я не ребенок", - произнес Эрнандес голосом, приглушенным белой картонной маской.

Стюарт не мог не усмехнуться. Эрнандес говорил и выглядел смешно с маской на лице. Он вытер теплый пот, струившийся с бровей: 

"Ты – ребенок, Эрни. Ради Христа, что твои двадцать пять к моим двадцати шести сверху?" 

Стюарт точно знал возраст молодого детектива, а Джеф ненавидел свое новое прозвище.

Он сдернул маску с лица и начал кричать в ответ: 

"Мне двадцать девять, задница. И если ты, еще раз, назовешь меня "Эрни", я буду вынужден пнуть твою жирную задницу".

Джеф, прищурившись, смотрел на солнце, когда Стюарт снова рассмеялся.