Глубокое синее море (др. пер.)

Несмотря на то что мысль эта была неприятной, она все же чем-то и притягивала и одновременно забавляла. Против интеллекта первого помощника еще можно было бороться, но против людской глупости ты всегда будешь бессилен.

Боцман и четверо матросов драили металлические части передней палубы, и Годдер какое-то время смотрел на них. В жару эта работа была трудной и неприятной.

Один из матросов посмотрел на него, что-то сказал, и остальные тоже уставились на него. Было ли в этих взглядах только презрение рабочих людей по отношению к праздно шатающемуся или же в них скрывалось нечто большее?

Из коридора появилась Мадлен Леннокс. На ней был минимум одежды бикини и сандалии, но волосы были мокры от пота.

— Невыносимо как на палубе, так и внутри. В моей каюте, как в настоящей сауне, — пожаловалась она.

— Как только корабль сдвинется с места, сразу станет не так душно, ответил он.

Она осторожно огляделась и сказала очень тихо:

— Ты помнишь, о чем мы говорили этой ночью? Теперь я знаю, что меня беспокоит.

В нем сразу пробудился интерес, но выражение его лица осталось безучастным.

— Что именно? — спросил он.

— Майер… И кровь, которая показалась из его рта. В то время, когда Красиски появился в дверях с револьвером и закричал, ты рассказывал какую-то смешную историю. Все рассмеялись, а Майер закашлялся. Причем, он поднес салфетку ко рту и, мне кажется, сунул что-то в рот. Какую-нибудь капсулу, например, такую, которую он мог легко раздавить. Как ты думаешь, такое могло быть?

Мороз пробежал у него по коже при этих словах. В общем-то он уже знал ответ на вопрос, который только что ей задал:

— Надеюсь, ты ни с кем не делилась своими сомнениями?

— Нет, только с капитаном. За завтраком.

Теперь, видимо, было уже слишком поздно, но попытку — хотя и безнадежную — он все-таки должен был сделать:

— И все же твоя теория имеет одну досадную ошибку, — сказал он несколько высокомерно. — Если ты считаешь, что это был всего лишь спектакль, то почему же, в таком случае, Красиски покончил с собой?

— А разве мы знаем, что он это сделал? Ведь это тоже могло быть спектаклем!

— Мне не очень хочется вносить поправки в твой сценарий, но Красиски мертв. Я сам помогал укладывать его труп на койку. Его тело было не только холодным, но и успело уже застыть.

— А, я полагаю, это кое-что объясняет.

Да, теперь было уже слишком поздно. Даже если она и закроет свой рот на замок. И все же: предупредить ее или нет? Он вздохнул.

— Если это действительно так, как ты думаешь, — хотя я уверен на все сто процентов, что это не так, — то ты слишком далеко сунула свою голову. Я бы посоветовал тебе не подходить вечером близко к поручням, а запираться и сидеть в своей каюте.

— Но ведь я сказала об этом только капитану.

А капитан не станет марать свои руки в такой грязи, потому что слишком набожный человек, подумал он. Красиски был образованный польский еврей, а Линд высокий и сильный парень, понимающий юмор, особенно когда начинал врачевать людей…

Он извинился и прошел в свою каюту. Он считал, что сделал все, что мог. Кроме того, капитан Стин мог и не быть замешан в заговоре.

Если уж она догадалась, как можно получить капельки крови изо рта Майера, то почему она не совершила еще один шаг вперед и не сделала выводов из ясно вытекающих из этого обстоятельства фактов? А самое главное — почему она не смогла определить — кто есть кто? Кровь на рубашке была, видимо, в маленьком баллончике на груди, спрятанном под рубашкой, который Майер проткнул своим крошечным шилом, которое держал в руке, а во время второго выстрела драматически прижал к груди. Да, не повезло Майеру: ведь он уронил это шило в своей каюте. И это практически было единственной ошибкой во всей драме.

Годдер случайно наступил на это шило, увидел его на полу и оттолкнул ногой к переборке. А Линд, который в это время мыл руки в умывальнике, мог видеть это в зеркале. Вместе с замечаниями Годдера о темноватой крови эта мелочь и могла стать причиной смерти Красиски. Все остальное было сделано очень легко.

По меньшей мере полторы минуты Линд и Майер были в каюте одни, пока Годдер бегал за санитарным ящиком. «Кровь» могла быть припрятана в каком-нибудь сосуде, спрятанном в кровати. Сделать это проблемы не составляло. А уж приборами и инструментами Линд был оснащен прекрасно.

Все остальное — актерская игра. Крик Красиски должен был приколоть внимание присутствующих, пока первые — холостые патроны — не были пущены в сторону Майера. Потом зрителей приковала реакция Майера. Линд схватил руку Красиски и поднял ее вверх, причем снова нажал на курок — на этот раз патроны были уже настоящими, — так что осколки лампы и зеркала разлетелись по всей комнате, что сразу придало всей сцене правдивый вид.

Но сейчас уже все это было неважно. Проблемой был Стин. Если он был вместе с ними, то миссис Леннокс подписала себе, а также тем лицам, с которыми она предположительно говорила на эту тему, смертный приговор. Если же капитан не участвовал в этом, то и в данном случае можно было рассчитывать на две неприятные и могущие иметь тяжелые последствия возможности.