Глубокое течение

«А что я делала раньше? — подумала она. — Ничего… Сидела и ждала, пока другие принесут освобождение». Правда, после встречи с партизанскими командирами отец поручал ей и Любе проводить беседы с женщинами и молодежью, время от времени приносил им сводки Совинформбюро. Эти сводки они переписывали дома в нескольких экземплярах и распространяли потом по деревне. Люба делала это главным образом на вечеринках среди молодежи. Татьяну тоже тянуло к молодежи, ей тоже хотелось побыть на вечеринке, поговорить со своими ровесницами. Но она не могла этого делать. Женщины сурово осудили бы ее за то, что она оставила ребенка, забыла о муже, который, может быть, в эту самую минуту исходит кровью на поле боя. Имя «солдатка», которым называли ее женщины, ко многому обязывало жену фронтовика: за ее поведением следили десятки глаз.

«Взялся за гуж — не говори, что не дюж», — думала она.

Женщины уважали ее, верили каждому ее слову, но, слушая невеселые сводки Совинформбюро, тяжело вздыхали, вытирали слезы.

…Весь тот первый зимний день она была взволнована, часто выходила во двор и снова оглядывала знакомые просторы. Неведомая сила тянула ее в лес: «Только там их не было. Там земля не истоптана их сапогами. Там — наши люди».

Работа валилась из рук. Оскорбляли придирки мачехи, ее ворчание, на которое Татьяна не обращала раньше внимания.

Маевский заметил волнение дочери и, встретив ее, когда она шла из сада, вполголоса спросил:

— Что с тобой, Танюша?

Она пристально посмотрела ему в глаза:

— А что с вами, тата?

— Со мной? — удивился он. — Да ничего со мной.

Татьяна недоверчиво покачала головой.

— Зачем вы прячетесь от меня, тата? Разве я не вижу? До встречи с Лесницким вы мучились от неизвестности, от бездействия. А теперь, я вижу, вы другой жизнью зажили. Ходите по деревне, разговариваете, у старосты начали бывать. Значит, они что-то большое поручили вам… Задание дали. Я же понимаю…

Девушка нагнулась к отцу, взяла его за руку, заглянула в глаза.

— Тата, поручите и мне что-нибудь такое же важное… Я больше не могу сидеть так…

— Я ведь дал тебе работу…

— Какая ж это работа! С женщинами разговаривать… Какая польза от этого? Они лучше меня все понимают, а сводку передать — так это каждый сможет.

— Дурная ты… За это вешают.

— Пусть вешают… Но я не могу дальше… Не могу! Сегодня вот утром вышла к речке… Снег… лес… земля наша… А как вспомнила все, так горько сделалось… И теперь не могу успокоиться. Направь меня к партизанам, тата. Меня и Любу… А то я теперь такое сделаю, когда немцы снова придут! Не могу больше видеть их похабные рожи… их… их… — она расплакалась.

Маевский успокаивающе дотронулся до ее руки.

— Ну вот и слезы… Куда же это к партизанам со слезами? — Он на секунду задумался и потом тихо сказал: — Подожди немного, Татьяна. Потерпи.

— Подождать? — встрепенулась она. — А сколько еще ждать, тата?

Маевский улыбнулся.

— Горячая ты… горячая… как и мать твоя, — он поцеловал дочь.

Под вечер того же дня, улучив минуту, когда Пелагея вышла из хаты, Люба сообщила:

— Сегодня ночью Женька приезжал.

— Ты откуда знаешь? — удивился Карп.

— Знаю… У меня разведка есть… В следующий раз он не удерет от меня, — и обиженно добавила: — Ходят, как волки, ночью.

— А ты хочешь, чтобы они днем приходили? В лапы к полицаям?

— Приходили же они раньше…

Карп прошелся по комнате и остановился перед Любой.

— Ты брось эти глупости — следить за такими людьми да еще детей подговаривать! — сурово сказал он. — Это смертью пахнет… Не маленькая ведь…

Люба покраснела и опустила глаза.

— Кого ты подговорила?

— Ленку, — честно призналась Люба.

— Ну вот… девчонке восемь лет, а ты ее в такие дела вмешиваешь. Смотри!

Люба молчала, виновато уставившись глазами в пол. А на следующий день эта самая Ленка пришла к Маевским. Любы дома не было. Дети Лубянихи редко посещали Маевских, только изредка разве заходили что-нибудь занять по соседству и никогда не задерживались долго. На этот раз девочка ничего не просила. Она, выпрямившись, сидела на скамейке у окна и зорко следила за каждым движением Пелагеи и Карпа. На вопрос Пелагеи, зачем она пришла, девочка стыдливо опустила глаза и ничего не ответила. Татьяна видела, что она хочет что-то сказать.

Ленка дождалась, пока Пелагея и Карп вышли, и тогда быстро подошла к Татьяне.

— Тетя Таня… я… я… — от волнения она покраснела.

Татьяна погладила ее по голове.

— Что, Лена?

Девочка доверчиво подняла глазки.

— Это не я, тетя Таня… Это Женька… Наш Женька… Он сказал, чтобы я ходила к вам и чтобы выучили меня.

— Что? — удивилась Татьяна.

Ленка поймала удивленный взгляд учительницы и снова начала оправдываться:

— Он говорит, чтоб я год напрасно не теряла… А вы… — девочка замялась и снова опустила глаза.

— Что я?

— Вы, сказал, чтоб не лодырничали. А как, сказал, учить будете, он проверит.