Глубынь-городок. Заноза

— Хотел я с вами посоветоваться, — сказал Чардынин. — Вот вы хлебушек часто сдаете за счет крепких колхозов, да и картофель тоже. Нет, это не только в районе начинается, но и от нас — обкома, облисполкома идет. Хотя, сознаюсь, в противовес решениям ЦК. Бывает, не хватит для плана тридцати-сорока тонн в последний момент, не хочется плохо выглядеть, ну и просим вас, товарищ Гвоздев, товарищ Шашко, — подмогните! А несдавшие колхозы продолжают висеть на шее района гирей. Хозяйство в целом топчется на месте. За несколько лет скота у нас не прибавилось, а область тем не менее смогла дать мяса в два раз больше. Как? Покупали скот у населения. В частном пользовании коров стало чуть не втрое больше, чем у колхозов. Кредиты, взятые у государства, шли на покупку скота для… государства же!

— А чем плохо, если колхозник погодует телочку три года и сдаст нам готовую коровку? — явственно пробормотал кто-то, сомневаясь.

— А тем, что мы разлагаем и колхозы и колхозников. Некоторые приспособились: по две коровы продают, шесть-семь тысяч выручают, а другой на трудодни за два года столько не получит. Колхозное стадо у нас в заброшенном состоянии. Даже в лучших колхозах спрашиваю: где телочки от коров, которые дают по двадцать пять литров? Ни одной нет, всех на базу сдали: они крупные, вот их и пустили на мясо, а оставили растить мелкоту.

— Корма… — опять вздохнул тот же голос.

Чардынин живо обернулся к нему:

— Вот именно! В них уперлись. Порядок надо на земле наводить, другого выхода нет. Ну, побеседуем? Даст это пользу делу, не потеряем время впустую?

Улыбка чуть тронула губы Гвоздева.

— Если после разговора будут приняты меры.

— Конечно, иначе и собираться не стоило.

Чардынин оглядел всех. Ему нужно было чувствовать ответное движение в слушателях.

— Земля у нас дошла до стыдного состояния, товарищи. Тот, кто собирает по семь центнеров зерна с гектара, еще кое-как сводит концы с концами. А если меньше, то хозяйство работает уже в сплошной убыток. Может быть, кто скажет: а что же раньше-то думали? До седины дожили, хозяйствовать не научились? Действительно, чего проще, казалось: в первый же день после войны и начать с земли как основы всего: добывать торф, возить известь, удобрять поля. Но ведь мы не сидели сложа руки. В каждой работе есть свои закономерности. Идеи, как бы ни были они великолепны, сами по себе бездейственны, пока жизнь не подведет к ним вплотную. Так же как и учение сильно только учениками, а не количеством цитат, пущенных из него в обращение. Мы в нашей области, которая досталась нам в головешках и развалинах, прошли несколько трудных этапов. Они уже позади. Вспомните, товарищи, какими были скотные дворы: коровы по рога в навозе! Иногда дешевле вставало перенести хлев на новое место, чем вычистить его. Что сделали тогда коммунисты? Взяли лопаты, пошли на фермы. Работали сами и повели людей. Потом наш новый сорт льна, он стал рычагом, поднял материальную заинтересованность колхозников. Но разве мало мы за него боролись? Сколько этот вопрос жевали в министерстве: мол, машины для него не приспособлены, кондиция другая. Так придумайте новые машины, говорили мы. Следующий этап: строили крытые тока по всей области, чтоб сохранить этот самый лен; тысячи помещений! А к нам еще присматривались, не очень доверяли: выдюжим ли? Но мы подняли и это. Вся наша работа с первого дня была прежде всего укреплением веры. Это сложная работа, товарищи. Партия завоевывает любовь народа каждый день своими делами. Вы, сердобольские коммунисты, тоже понимаете это. В прошлом году мы с вами строили силосные ямы, взяли большие обязательства по мясу и молоку. Мы худо выполнили их, конечно: больше за счет покупных коров. Да и мало еще надаиваем. Но зато мы сдвинули дело с мертвой точки; показали, что Сердоболь может пойти вперед. Подвели людей к неизбежности самой этой мысли: вперед, только вперед! И вот теперь-то мы можем наконец взяться за самое трудоемкое, первостепенное — землю.

Чардынин передохнул и снова оглядел всех. Гвоздев кивнул со спокойным удовлетворением. Сбруянов подался вперед, его расцветшее лицо пылало воодушевлением. Шашко сидел очень смирно, держа на коленях блокнот.

— Идиллической благодати никогда не бывает и не будет, запомните, товарищи. Вот мы знаем, что сильны; из любых противоречий выход найдем. Между тем иной уткнется лбом в противоречие и начинает чесать затылок. А в жизни надо отыскивать их, идти им навстречу. Вот это и будет зрелость партийного работника! Потому что противоречия — это прежде всего богатство возможностей. Мы учимся выбирать, учимся смелости. Глаз орла зорче, но человек видит больше. Итак, — сказал он, — перед нами задача: быть готовыми встретить планы семилетки. Мы должны поднять народ области на огромное дело: вывезти на поля десятки миллионов тонн торфа и навоза, изменить всю структуру почвы, добиться стопудовых урожаев. Как вы считаете: доросли мы уже до таких задач? Может Сердоболь возглавить это движение?

— Конечно, может! — тотчас отозвался Сбруянов, преданно глядя на секретаря обкома.