Глубже (ЛП)

Робин Йорк Глубже Серия: Кэролайн и Уэст. Книга первая

Пролог

ДО

Иногда я ненавижу девушку, которой была тогда. Это как, когда ты смотришь ужастик, ты не можешь помочь, но чувствуешь презрение к девственнице, которая пошла прогуляться в лес после полуночи. Как она может быть такой глупой? Неужели она не знает, что ее зверски зарубят?

Она должна знать. Вот почему это так тяжело смотреть. Потому что ты хочешь, чтобы она знала. Потому что ты хочешь, чтобы она защитила себя, и ты пренебрегаешь ее незнанием, хотя очевидно, что виноват тот парень, который наносит ей резаные раны.

Дело в том, что фильм делает его похожим на силу природы — неотвратимым — так и девственница, как полная тупица, вышла, не проверив прогноз погоды, чтобы узнать будут ли осадки в виде серийных убийц ночью.

В наши дни, если бы кто-то прислал мне сообщение, в котором не было бы ничего, кроме «О Боже мой», я бы не задавалась вопросом, будет ли то, что я сейчас узнаю, плохим. Я бы только задумалась, насколько плохо и сколько времени мне понадобится, чтобы выкарабкаться из той ямы, в которую я собиралась упасть. Но в августе второго курса колледжа Патнем я не волновалась. Я подумала, что, возможно, Бриджет, моя лучшая подруга и соседка по комнате, отвлеклась, не успев закончить свою мысль.

Я высушила волосы полотенцем и встала, чтобы бросить влажное полотенце в корзину для белья в шкафу. Промахнулась. К тому времени, как я подняла его и положила на место, на моем телефоне появилось еще одно сообщение, на этот раз со ссылкой.

Ты должна это увидеть, — говорилось в нем.

И сразу после, — Мне очень жаль.

Я нажала на ссылку.

Думаю, часть меня знала еще тогда. Потому что, когда ты хорошая девушка, ты всю свою жизнь проводишь в оттачивании радара для обнаружения всего, что потенциально может заставить людей любить тебя меньше.

Девушки, вроде меня — или, полагаю, такие, какой я была до прошлого августа — мы питаемся одобрением. Мы живем для этого. Поэтому, когда мы делаем что-нибудь стремное — или, скажем, когда мы делаем что-то действительно кошмарное — мы все понимаем.

Экран заполнился моим изображением топлесс, с членом Нейта во рту.

Я посмотрела и сделала глубокий вдох. Закрыла глаза.

Я чувствовала это — как почва уходит из-под ног.

Знаю, это звучит слишком уж «драма-лама», когда я так говорю, но я не знаю другого способа, чтобы описать это.

В одну минуту, у меня есть твердая опора — девятнадцатилетняя жизнерадостная фанатка политики, на пути в юридическую школу и захвату мира — и в следующую, мои ноги потеряли опору. Я обмякла на столе. Мне не хватало воздуха.

Шок от случившегося не заставил себя ждать. Он пронесся мгновенно, по какому-то короткому пути от моих глаз к той части мозга, которая составила тихий, частный список последствий этих фотографий, как только Нейт сделал их.

Все увидят тебя, будут издеваться и ненавидеть.

Ты не попадешь в юридическую школу.

Ты никогда не получишь стипендию Родса.

Ты никогда не станешь судьей и не изберешься на эту должность.

Это все меняет.

Увидев эти фотографии, я была опустошена. Мгновенно. Потому что знала.

Той ночью, когда я занималась оральным сексом с Нейтом, он поднял свой телефон и навел прямо на мою голову, радар «хорошая девочка» работал прекрасно. «Плохая идея» сказал радар мне. «Определенно плохая идея». Но я отвергла его, потому что Нейт был не в духе, и я подумала, что согласившись на это, помогла бы ему.

 Ты ему доверяешь — говорила я себе. Нейт никогда не сделает этого.

Но он сделал. Очевидно. Сайт идентифицировал меня как Кэролайн Пьясеки, из Патнема, Штат Айова и Нейт был единственным у кого были эти фотографии. Или он выложил их, или он отдал их кому-то, кто сделал это.

Там были две фотографии моего улыбающегося лица. Одна с выпяченными губами, которую я сделала в своей машине, чтобы подразнить его. Одна, где я в своем любимом лифчике с животным принтом и трусиках, которую я сделала в зеркало в спальне старшей школы, втянув живот и выпятив грудь, потому что я хотела выглядеть сексуально. Я очень хотела выглядеть сексуально для него.

И другие, еще более грязные фотографии. Те, на которые я почти не могла смотреть.

Под ними была надпись: «Я Кэролайн Пьясеки, я фригидная стерва, которой нужно трахаться!»

Я не могла плакать.

Я не могла дышать.

Я не могла поверить в это (в действительность этого).

На странице было 462 комментария.

Четыреста. Шестьдесят. Два.

Если бы кто-то спросил меня десятью минутами раньше, что я чувствовала к Нейту, я бы сказала: «Никаких серьезных чувств и обид».