Это длится недолго, но, о, Боже, это потрясающе. Один уверенный толчок, и он заполняет меня, наши языки танцуют, пряжка его ремня звенит, когда он входит в меня жестко и глубоко. Мы не разговариваем. Я не уверена, что мы даже дышим. Он должен претендовать на меня, и я тоже должна претендовать на него, на его недостатки, и на его гнев, и на его глупую мужскую защитную чушь, на его обещание, и на его тело, и на то, какой он есть, разочаровывающий и несовершенный, великолепный и горячий, жестокий, умный и настоящий.
Он втягивает мой сосок в рот, облизывает его языком так, как он знает, сводит меня с ума, кладет руку под меня и наклоняется, чтобы создать трение там, где мне это нужно. Это не займет много времени. Я уже близко. Так близко, и он кажется больше, тверже и глубже, чем когда-либо, прерывисто дыша мне в шею.
— Ну же, детка, — говорит он, и это звучит как всхлип, но я никогда не чувствовала себя так хорошо.
Крепче и сильнее я впиваюсь в его плечи, когда начинаю кончать, нуждаясь в том, чтобы держаться за него, держать его здесь, прямо здесь, так близко. Он стонет, прижимается своим лбом к моему, целует меня в висок, когда я поворачиваю голову, входит в меня, держа мои руки. Наши пальцы переплетены, его хватка настолько крепка, что боль в суставах, первое, что я чувствую, когда способна чувствовать что-либо, кроме блаженства.
Я шевелю пальцами, и он отпускает меня.
— Ни хрена себе.
Он усмехается.
— Это было... ни хрена себе.
Он целует меня в нос, все еще улыбаясь, и качает головой.
— Серьезно. Это все, что у меня есть. Я уверена, что есть и другие слова, но...
Уэст начинает смеяться, его живот прижимается к моему.
— Никогда не говори, что пещерный человек тебя не заводит.
— Но это так!
Он продолжает смеяться, и я щипаю его.
— Когда ты в последний раз ударил Нейта, меня стошнило!
— А в тот раз в библиотеке...
— Даже не упоминай об этом.
— После того, как я его разукрасил. Ты была разгоряченной для меня.
— Я не была!
— В тот день ты позволила бы мне сделать с тобой все, что угодно.
— Нет, я бы не стала.
— Ты бы так и сделала. Я должен был поцеловать тебя. Пропустить все те месяцы, которые мы провели, обманывая себя. Только не говори, что ты об этом не думала.
— Не думала.
— Верно, потому что ты такая хорошая девочка.
Я обхватываю руками его голову, притягиваю к себе и целую.
— Ладно, может быть, я и думала об этом. Но только потому, что тебе так явно нужен был выход всему этому безудержному тестостерону.
— Ты бы вызвалась стать моей отдушиной?
— Твоим вместилищем. Потому что я даритель.
— Я только что довел тебя до оргазма, от которого у тебя скосились глаза.
— Согласна. Дарение имеет свои преимущества.
Он снова начинает смеяться, и я крепко обнимаю его, наслаждаясь тем, как его тело прижимается к моему.
Наслаждаюсь любовью к нему.
Когда мы выходим, то сталкиваемся в дверном проеме спальни, рука Уэста лежит на моем бедре, на его лице красуется ухмылка, которую я не вижу, но чувствую всем телом.
Счастливые.
Я думаю, это удивительно, что мы можем найти так много счастья в такое время. Я имею в виду, да, это все секс. Но в действительности дело не в сексе. Это то, что скрывается под сексом. Это то, как он заставляет меня чувствовать, как я заставляю его чувствовать. Эта золотая нить чего-то прекрасного всегда была между нами, даже когда я заглядывала в его машину и старалась не слишком пристально смотреть на голый кусочек плоского живота. Даже когда мы спорили в библиотеке, не прикасались друг к другу в пекарне, целовались на железнодорожных путях.
Даже когда я сказала ему принять решение и ушла от него, эта нить была там, сияющая возможность под ней.
Однако я чувствую себя немного неловко из-за Кришны и Бриджит. Которые сидят на диване и смотрят телевизор как-то... напряженно.
Бриджит сидит прямо, как шомпол, ее шея розовеет. Кришна положил руку поверх подушек, всем телом повернулся к ней, даже одно колено приподнял, и у меня создалось впечатление поспешности, как будто он просто отодвинулся от нее, хотя я бы это заметила, если бы он это сделал.
Если бы он был на полметра ближе к Бриджит, держа ее за руку, наклоняясь над ней, прижимаясь
Вот только я думаю, что, может быть, так оно и было, потому что, когда Кришна оборачивается, это жесткое, блестящее что-то в его глазах напоминает мне лошадь, которая вот-вот встанет на дыбы.
Я никогда не видела, чтобы лошадь вот-вот вставала на дыбы, но именно об этом я и думаю.
— Что вы смотрите? — спрашивает Уэст.
Это справедливый вопрос. Потому что они смотрят «
Бриджит ковыряется в своих спортивных штанах.
Кришна смотрит повсюду, и ни на что.
Не думаю, что когда-либо видела их вдвоем в одной комнате, но не разговаривающими. Они оба болтуны с олимпийскими медалями. Разговоры — это практически их религия.
Я определенно никогда не видела их такими неуклюжими.