Глухая орбита вечности

— Володенька, милый, какое это имеет значение? Такие сроки в звездной эволюции не тянут и одной секунды в переводе на человеческую жизнь!

— Спасибо, Коленька, за информацию. Я как-то раньше об этом не догадывался. Но раз уж ты об этом заговорил, то несколько секунд, а может быть, и минут назад по твоему летоисчислению в те далекие времена, когда нашей человеческой цивилизации попросту еще не существовало, возможность для возникновения планетной системы у этой звезды вполне могла быть.

— Очень убедительно,— иронически сощурился Никишин,— но посмотрим, что по этому поводу говорит теория. Итак, звезда, известная под именем ламбда Дракона, имеет размеры в 40 раз больше звезды типа нашего Солнца или подобных же звезд главной последовательности, а массу — примерно в 5 раз.

— В четыре и семьдесят один,— уточнил биохимик Леонид Журавлев, любивший во всем точность.

— Пусть так, хотя это не микроорганизмы,— намекнул Николай на увлечение Журавлева вирусами,— и большая точность не требуется.

— Надо по крайней мере ценить свежий вклад в науку. Зря, что ли, астрофизики стараются.

— Ладно, биохимия, сдаюсь. Прижал, но дай мне продолжить свою мысль.

— Продолжай, хотя и так нетрудно уловить, куда ты клонишь.

— Значит, можно? Ну, спасибо! Итак, масса, как меня тут изволили поправить,— благодарный кивок в сторону Журавлева,— четыре и семьдесят один. При такой массе звезды ранних спектральных классов сбрасывают при пульсациях избыток массы со скоростями полторы-две тысячи километров в секунду, что значительно превышает скорость убегания и, следовательно, вещества на образование планет в окрестностях звезды не остается. Не так ли, коллега?

Географ заерзал в кресле.

— Так это смотря для каких спектральных классов...

— А у поздних — пульсаций может и не быть, что, кстати, для данной звезды подтверждают астрофизики. Ну как, Володенька, я тебя?

В просторном зале кают-компании повисла зябкая тишина. Отсутствие планетной системы делало бесполезным по меньшей мере половину научного состава экспедиции. Если надежды биологов, археолога, биохимика были довольно призрачны, то остальные справедливо полагали, что уж им-то будет чем заняться по специальности. Теперь все они стояли на пороге крушения надежд. Никишин улыбался, довольный произведенным эффектом.

Нина Штапова пристально оглядела Никишина. Трудный склад характера для психолога — никогда не поймешь, когда он шутит, когда говорит серьезно, к тому же весьма изобретателен по части розыгрышей. За три года полета Нина досконально разобралась в возможностях каждого, и только Никишин оставался за семью печатями. Любит быть на виду, любит покрасоваться, умеет заставить любую аудиторию обратить на себя внимание и в то же время большой умница, ходячая энциклопедия, сам отличный психолог, не раз выручал Штапову, когда необходимо было расшевелить скучающий от однообразия полета экипаж. Вот и сейчас подкинул всем задачку. Зачем? Нина снова внимательно посмотрела на Никишина. Тот продолжал невозмутимо улыбаться.

— Подожди, Николай,— нарушила молчание Зелима Гафурова.— Если нет планетной системы, зачем мы летели?

— Чтобы узнать, дорогая Зелима, что нам здесь делать нечего. Покрутимся пару месяцев, пока нашим астрофизикам не станет все ясно, и домой...

— Шесть лет бесполезного времяпрепровождения...

— Двести сорок, Зелима. Пока ты добиралась сюда, чтобы полюбоваться красным солнцем, мы отстали от науки на сто двадцать лет, пока будешь возвращаться, еще на столько же. Прилетишь, а химии, как таковой, вообще не существует.

— Ну и шутки у тебя, Никишин,— заволновалась Гафурова.

— Ну почему шутки? По долгосрочным прогнозам уже через двести лет будет раскрыта энергетическая сущность кварков и можно будет в физических лабораториях получать любое наперед заданное вещество, минуя химические реакции. Кому будет нужна лишняя наука? Придется тебе переквалифицироваться в историка.

— Николай,— нарочито ленивым голосом заметила Штапова,— перестань нервировать публику, а то у всех голова кругом идет от твоей буйной фантазии.

— Ниночка,— геолог галантно поклонился.— Я реалист, запомните это.

— Тогда я сейчас вызову Варварина, и он прищемит твой не в меру разгулявшийся язык, а Геннадий Петрович своей властью лишит тебя очередной вахты.

— Ниночка, за какие провинности?

— За нарушение психического равновесия научной группы экспедиции.

— Вот это пилюля! — захохотал охотник-разведчик Омелин.— Крой его, Штапова, чтобы он на нас страху не напускал.

— Рано смеетесь, Тихон Арсеньевич,— Никишин невозмутимо откинулся на спинку кресла.— Я еще посмотрю, с каким видом вы будете сдавать в археологический музей свое оружие. То, что вам не придется охотиться, это ясно и ребенку. Вопрос лишь в том, придется ли вообще покидать корабль.

— Ты все-таки напрашиваешься, Никишин,— уже всерьез рассердилась Штапова.

— Я высказываю свое, мнение,— пожал плечами геолог,— и поскольку я окажусь прав, то ваши угрозы, Ниночка, так и останутся угрозами!

Штапова решительно включила прямую связь с рубкой астрофизиков.

— Аркадий Тимофеевич, вынуждена обратиться к вам.