Читаем Глухая пора листопада полностью

Однако Александр Спиридонович не без раздражения сознавал, что вряд ли натолкнул «на некоторые размышления» Нила Яковлевича Сизова. И не потому, что Нил Яковлевич Сизов находился в состоянии, близком к прострации. Не этим объяснялось раздражение Скандракова. Он был недоволен собою. Ему чего-то недоставало. Но чего? Кажется, в его рассуждениях о социализме, о будущности общества, если утвердится социализм, недоставало убедительности, «мыслительного материала». Недостаточность была досадной. Что-то ускользало, не давалось Скандракову. Но Александр Спиридонович не сорвал своего раздражения на Сизове.

Скандраков, прощаясь, сказал:

– Таить нечего – впереди ссылка. Радость, конечно, невелика, однако все ж не каторга… И не то, чего вы, вероятно, ожидали. Наконец, прошу помнить: здесь, в Петербурге, среди тех, кто вам ненавистен, у вас есть друг. Прошу помнить и верить… Где б вы ни были, почта найдется.

И вправду, Александр Сгшридонович был убежден, что Сизова, жертву муравьевской провокации, постигнет лишь административная ссылка. Кроме происшествия в Бутырской тюрьме и давнего, мальчишеского побега из заводского сортира за ним ничего не числилось. Скандраков был убежден: административная ссылка годика на три. Скандраков не знал о молчаливом обещании г-на Плеве. О том обещании, которое г-н Плеве беззвучно дал г-ну Муравьеву в «Мавритании», под сенью Петровского парка.

<p>3</p>

В ночных допросах была какая-то воровская наглость. Внезапно будили. Не вели – волокли. Встрепанного, мятого, жалкого. Туда, где ждал умытый, иронически-спокойный человек, сознающий свое право быть умытым, спокойным, ироническим.

Скандраков редко допрашивал ночами. Но Росси «дозрел». Что прикажете делать? Росси толкнули к Скандракову, и майор – тотчас:

– Поздравляю! Мы убедились: вы не были на Гончарной в день преступления. Слышите, господин Росси? Поздравляю!

Росси слышал. Не облегчение, не исчезновение кошмара, а как удар по лицу – не оскорбительный, но приводящий в чувство.

– Я знал, – слабо выдохнул Росси. – Става богу…

Майор потряс тетрадью. Обычной, с загнутыми углами, студенческой.

– Нашлась, Степан Антонович. Обнаружилась наконец-то в бумагах покойного инспектора. Тетрадь Дегаева! Вы понимаете, господин Росси? Нашлась, голубушка! Тут все! Вы не виновны!

Росси силился понять: какая тетрадь? какие имена? Не понимая и силясь понять, уже ощущал, как ощущают свет, радостный трепет. И уже струилась в душе благодарность за эту нечаянную радость.

– Да, да, да! – воодушевился Скандраков, улавливая это струение. – Ваши руки чисты от крови. Дегаев назвал убийц. Назвал, мерзавец, равно мерзкий и вам и мне. Назвал, и вот вы спасены. Счастье, что тетрадь нашлась. Ведь если бы…

Скандраков говорил, не переводя дыхания. И где-то как-то, не заметив, сорвался, «пустил петуха», ошибся нотой. Росси растерянно молвил:

– Но… Он не мог их назвать. Не мог.

– Не мог? Почему не мог? Как не мог? – заторопился Скандраков, еще не смекнув, в чем и где сфальшивил.

Росси покачал головой, Скандраков жестко бросил:

– Я спрашиваю: почему не мог?

Росси смотрел покорно. Он будто искал объяснения, хотел его, но еще не нашел слов.

– А! – воскликнул Скандраков. – Вот оно что! Ну как же, как же… Да сообразите-ка вы, да возьмите-ка вы в расчет. – Он опять потряс пухлой тетрадкой. – Вот тут против двух фамилий выставлено: «Nota bene».

– Да? – Росси словно всплывал.

– Да! – Скандраков словно удерживал его на плаву. Росси помолчал. Потом произнес тоном сожаления:

– Если по совести, господин майор, то исполнителей назначили незадолго. Совсем накануне, а это… – Он указал пальцем на дегаевскую тетрадь.

– А это, – живо блестя глазами, добавил Скандраков, – это наш милый Дегайчик пометил в среду. Понимаете: в среду! За два дня до преступления, совершенного его двумя помощниками.

– Двумя? – вырвалось у Росси.

Скандракову почудилось, что Росси рад этой точности, этой конкретности – «двумя». Но Росси уже спохватился:

– Почему двумя, господин майор?

Поздравляя Росси, Александр Спиридонович ставил силок. Провоцировал, надеясь на чувство благодарности: ведь Росси, безошибочно полагал майор, окончательно «дозрел» в каземате.

Как и другие следователи, Скандраков предполагал двух (кроме бесспорного Дегаева) участников покушения: Росси и некто еще. И если «южанин» назовет товарища, то, надо полагать, потом и товарищ не сочтет нужным выгораживать того, кто его предал.

Но теперь Скандраков знал, что Росси не виновен. Однако невиновность не означала, что Росси не знает Дегаевских помощников. Оставалось «трясти дерево».

– Двое, – серьезно и доверительно кивнул Скандраков. – Дегаев стрелял, а те орудовали ломами-пешнями. – И Скандраков поднял два пальца, как рогатку: – Два лома.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы