Глухой приход

— Та-а-к, — посмеивался дьякон, — стало быть, четвертная выскочит?

И он чему-то радовался, к удивлению прихожан и дьяконицы. Он даже весело потирал руки, продолжая спрашивать.

— А младенцев много накопилось?

— Дюжинка наберется, отец дьякон.

— Тоже в воскресенье повезут?

— Когда же больше!

— А сколько благочинный за крестины берет?

— Рублик!

— Только?

— А проезд сколько обходится! Худо-бедно два рубля!

Дьякон радовался.

— Хорошо… хорошо! Чудесно!

И вдруг нахмурился.

— А кобылки много на полях?

Прихожане совсем впали в недоуменье. К чему человек разговор клонит, чего с младенцев, да свадеб к кобылке метнулся?

— Замучила, — однако же ответили они, — да и как ей не быть, когда за всё лето на полях молебствий не было! Ведь нынешний год даже и скот не освящен!

— Н-ну… хха-хха!

Дьякон рассмеялся.

Потом величественно поднялся над столом.

— Сколько мне дадите за каждую свадьбу?

На него смотрели в удивлении.

— По пятнадцать рублей дадите?

— Отец дьякон… да что ты будешь делать?

— Повенчаю!!!

Прихожане впали в остолбенение, а дьяконица всплеснула руками и замерла. Она всегда думала, что у мужа ее ума палата, теперь же убедилась в этом больше прежнего, хотя еще и не понимала, в чем дело. А дьякон продолжал рассчитывать.

— За восемь свадеб сто двадцать рублей. И больше никаких расходов. Дальше. За дюжину младенцев двенадцать рублей. И никуда ехать не надо. Еще. Освящение скота? Восемь рублей. Полевой молебен? Десять. Итого сто пятьдесят рублей. Не дорого?

— Чего бы дешевле…

— Дальше.

Достал бумагу и карандаш.

— Хождение по домам с иконами. Кто какие молебны служить будет? Отвечайте.

И принялся составлять список. Любопытство прихожан разгоралось.

— Уж не хочешь ли ты, отец дьякон, откуда священника пригласить? — спросил старый казак. — Ни за што за эти деньги такую даль не поедут. Всё равно присчитают, что ты пропустил. Да побоятся и у благочинного доход перебивать. А и согласятся… тебе ничего не останется!

— Двести! — подсчитал дьякон вместо ответа. И с веселым видом выпрямился.

— Теперь слушайте мой приказ. До субботы эти деньги собрать! Положить к старосте в церковный ящик. Запечатать! К утру субботы чтоб была у меня тройка лучших коней! Кажется, у старосты лучше всех?

— Можно! — сказал староста.

— И двое верховых!

Дьякон засмеялся, потирая руки. Больше он ничего не захотел объяснять, несмотря на все расспросы. Прихожане разошлись, взволнованные любопытством, в предчувствии чего-то необычайного. И слава дьякона разрослась еще больше: никто не сомневался, что для него всё возможно и что он сделает всё, что задумал. А что он задумал — об этом шли бес конечные и волнующие толки. Деньги были собраны, положены в ящик и торжественно запечатаны. Походило, что дьякон дер жал пари и все прихожане были свидетелями.

Подошла нетерпеливо жданная суббота.

Утром тройка старостиных коней с веселым звоном колокольчика промчалась по поселку и бодрым скоком понеслась по степным дорогам по направлению к тракту. С увала на увал перематывалась тройка. За ней скакали верховые в пестрых рубахах, раздуваемых ветром. В повозке сидел дьякон со старостой. К задку повозки был крепко привязан короб с самоваром и закусками. Староста тщетно пытался узнать, в какое такое путешествие собрался дьякон. Дьякон с задумчиво-веселым видом озирал степные просторы и отмалчивался. Только когда проскакали тридцать верст и вдали показались телеграфные столбы тракта, а за ними сверкающий плес Урала, дьякон, посмеиваясь, сказал:

— Вот здесь хорошую можно засаду устроить.

— Чего? — воззрился староста.

— Разве ты никогда, Иван Спиридоныч, в степи не служил?

— Бы-ы-л…

— На сартов засаду не устраивал?

— Случалось… да ты это к чему, — дивился староста, — на кого засаду устроить хочешь?

Дьякон взглянул победоносно:

— На попа!

И принялся хохотать.

На берегу реки, близ дороги, они постлали, ковер расставили на нем закуски, вскипятили самовар и принялись угощаться, коротая время разговорами. Уж было за полдень, знойно. Степь курилась. Широкий плес Урала был зеркально светел, то и дело по водной глади расходились круги от плеска крупной рыбы. По дороге тянулись подводы, проезжали купцы на станичные ярмарки, ползли с возами сена или хлеба казаки, поднимая тучи белой дорожной пыли. Дьякон задумчиво, из-под руки то и дело высматривал даль дороги и, взглядывая на старосту, пожимал плечами. Уже они кончали второй самовар, как забрянчал колокольчик и из-за пригорка появилась пыльная повозка, влекомая парой взмыленных коней.

Дьякон вышел на дорогу.

— Стой! — сказал он, загораживая путь.

— Что случилось? — спросил ямщик.

— Застава!

Он подошел к повозке.

И чуть не отскочил.

Оттуда выглянуло на него знакомое сердитое лицо со щетинистыми усами и вздувшейся бородой. Дьякон смутился, но тотчас оправился.

— Отцу благочинному, — прогудел он, — много лет здравствовать! Откуда и куда проезжать изволите?

Благочинный смотрел сердито.

— Черновский дьякон?

— Он самый.

— Чего ты тут делаешь? Зачем меня остановил?

Дьякон усмехнулся.

— Почтение засвидетельствовать!

Благочинный с недоумением смотрел на ковер с самоваром и закусками.

— Рыбу, что ли, ловишь?