Глупости зрелого возраста (СИ)

— Я тоже очень нуждаюсь в поддержке. — Тишина комнаты поглотила фразу. Ильин с тоской посмотрел на потолок (белая гладь ничего не выражала), безнадежно повторил. — Я тоже очень нуждаюсь в поддержке, — и включил телевизор.

На экране в красивом доме красивые родители красиво воспитывали красивых детей. Еще более красивый хеппи-энд увенчал историю и подтвердил: в жизни есть место счастью. Во всяком случае, кинематографической. А в реальной? Следующие два часа Ильин старательно путешествовал с канал на канал, лишь изредка с неодобрением поглядывая на плотную пелену дождя за окном.

— Так и начинается старость.

Делать было решительно нечего. Порядок в квартире Иван навел еще вчера, писать не хотелось, читать тоже. Оставалось ждать Колю.

Тот появился, как всегда, вовремя. Показал бутылки с пивом, и с порога завил:

— Есть серьезная тема.

— Пошли на кухню, — обречено вздохнул Иван.

— Значит, так… — Тумацев с наслаждением опорожнил стакан. — Ваня, скажи мне только честно, тебе наша Ирина Иринина сильно нравится?

О том, что они с Ириной работают вместе, Ильин Туманцеву не рассказал. Зачем?

— Нравится, красивая баба, — Ильин был сыт Ирой по горло и постарался уйти от ответа.

— Нравится вообще или конкретно? — уточнил Николай.

— У меня Тамара есть.

Туманцев вперил пронизывающий взгляд в лицо Ивана. Тот безучастно прокомментировал:

— Я еще немного похолостякую и заставлю Томку вернуться.

— А получится? — удивленно спросил Туманцев. — Она у тебя баба с норовом.

— За то и ценю.

Николай с сомнением в голосе произнес:

— Ты Ванька изменился за последнее время до неузнаваемости. Я иногда просто диву даюсь, тот ли это человек, которого я столько лет знал.

Ильин недовольно поморщился.

— Ты приперся, чтобы обсуждать произошедшие во мне перемены?

— Нет, — Туманев, будто ему стало душно, нервным движением оттянул ворот свитера. — Я о себе, любимом.

«О ком же еще», — заранее скучая, Ильин приготовился слушать очередную исповедь. Она началась с разоблачения:

— Я — сволочь, — признал Колька и в подтверждение даже ударил кулаком по столу. — Я самая настоящая сволочь.

Лирическое отступление

В 54 года горько признавать, что мужская жизнь закончилась, что никогда больше не доведется испытать головокружительный восторг соития, сладкое затмение экстаза. Приговор доктора обжалованию не подлежал:

— Да-с, батенька, — клистирная трубка был насмешливо (или показалось?) участлив. Показалось. Глаза за стеклышками узких очков были абсолютно равнодушны, видимо страшную новость приходилось объявлять не единожды.

— Дисфункция…в общем, смиритесь, эрекции нет и не будет никогда.

Слово «никогда» сразило Туманцева наповал.

— Может быть витамины, уколы, грязи… — взмолился он.

— Не тешьте себя иллюзиями. Никогда значит никогда. Когда-нибудь, это случается с каждым из нас.

— Но… — Николай еле шевелил губами. — У меня молодая жена.

— Если любит вас, то поймет.

— И все же, если есть хоть один шанс…

— Увы, медицина здесь бессильна.

— Понимаю, — Туманцев протянул конверт. Консультация одного из лучших специалистов в городе стоила изрядных денег, и медленно побрел в старость.

Мимо шли женщины. Молодые и пожилые, грудастые и плоские, маленькие и высокие, красивые и уродливые — отныне и навеки они принадлежали теперь другому миру, в который Николаю не было доступа. Покачивая бедрами, собирая встречные взгляды — о, эта непреходящая потребность в кокетстве — бабье торопилось прийти домой, выполнить не хитрые домашние обязанности и лечь под своих мужиков. Суки! Николай с ненавистью уставился на обтянутый джинсами тощий зад, прошмыгнувшей мимо девицы. Мерзкие похотливые твари! Проститутки!

Он давно перестал считать, сколько у него было женщин. Когда-то в молодости, количество играло роль. Он вел дневник, записывал фамилию, имя, адрес очередной пассии, ее пристрастия в постели. Потом бухучет наскучил, да и пристрастия дам перестали волновать. Зачем сыпать бисер, зачем удовлетворять кого-то и думать о чужих ощущениях, когда есть собственная персона, собственные желания и куча баб, готовых по первому зову лечь с ним в постель.

Теперь это в прошлом! В горле тугой обидой стоял ком. Случившееся было до невероятия несправедливо. Любая сука, даже древняя развалина, если повезет найти охотника до ее заскорузлых прелестей, могла наслаждаться жизнью. А вот ему дорога в секс заказана. На нем отныне и навеки горит позорное клеймо — импотент.