Глупости зрелого возраста (СИ)

Банальный обморок вместо трагического исхода? Ильин недоуменно качнул головой. Не может быть. Может! Он совсем неплохо себя чувствовал. Немного ныло сердце, отчетливо болел затылок (наверняка, ударился при падении). В остальном организм функционировал нормально. В дополнение к очевидным признакам жизни в животе громко забурчало.

— Обморок… — с некоторым сомнением произнес Иван, и попробовал подняться.

— Лежи! — Тамара оборвала попытку резким движением и сердито произнесла. — А ты не командуй. — Это уже в адрес дочери. — Человеку плохо, а ты «вставай, вставай».

Иван снизу вверх посмотрел на жену. Что значит этот неожиданно возникший гуманизм? Может быть, Тамара испугалась за него? Может быть, она готова помириться? Увы, лицо супруги олицетворяло лишь упрек: суровая складка соединяла брови, взгляд полнился безразличием, сжатые губы вытянулись в нитку.

Однако тонкие пальцы, не переставая, нежили его кожу. И дарили надежду. Апеллируя к ней, Иван и произнес:

— Томочка, прости меня, дурака окаянного. Прости, Бога ради. Прости. Прости. Прости. И ты, Людочка, прости. Прости, девочка. Прости. Прости меня.

Для полного сходства с телевизионным мылом не хватало только слез. И они не преминули появиться. Томины глаза наполнились влажным блеском, у Люды по щеке поползла слезинка.

— Папочка, ну, что ты…

Папочка хотел ответить — ничего, я в порядке, но вместо этого разрыдался. Было невероятно жаль разобиженного в пух и прах десятилетнего Ванечку, которого оставили без взлелеянных в мечтах подарков. В том списке потерь был велосипед, футбольный кожаный мяч и (у каждого свои заморочки) детская швейная машинка. Без нее Ивану тогда было особенно плохо. Он так стеснялся признаться тете Маше, что хочет девчачью игрушку, с таким трудом превозмог себя, так обрадовался пониманию и так горько плакал в подушку, засыпая. Вместо машинки тетка принесла бутылку водки, два червонца и сладкую плитку (в те далекие времена они служили дешевой заменой шоколаду). Водку выпил папа. Деньги мама спрятала в кошелек. Имениннику досталась коричневый невкусный эрзац.

Кроме маленького Вани Ильину было жалко и себя нынешнего. То же разобиженного в пух и прах. Нынешнего было даже жальче. Десятилетний пацан и его детские проблемы не шли в сравнение с настоящей бедой, в которой оказался взрослый Ильин. Жизнь шла под откос, семья рушилась, и что делать в этой жуткой ситуации Иван не знал и от этого плакал безутешно и отчаянно.

Истерика закончилась также внезапно, как началась. На смену ей пришел стыд. Иван поднял глаза на жену и дочь. Раньше он не позволял себе подобных слабостей и чувствовал себя препаршиво. Его и так в семье в грош не ставят, а тут еще слезы.

Но, кто разберет этих женщин. Иван ожидал насмешек и издевок, а обнаружил сочувствие. Люда ободряюще улыбнулась и крепко сжала его ладонь. Как отнеслась к его срыву Тома, Ильин не понял. Укор так и остался лежать на ее лице, а вот рука теперь индифферентно лежала на его плече.

«Неужели не получилось? Не может быть!» — режиссер внутри Ивана, снова сказал свое слово. Как всякий творец, препарирующий человеческие эмоции, он был полон цинизма. Иван от удивления даже икнул. Во-первых, он считал, что маэстро, черт его дери, уже ретировался. И что это он сам, без всякой позы и дешевой аффектации из-за волнения (судьба ведь решается — не задачка по арифметике) упал в обморок, а потом закатил истерику.

«Какое там волнение, — отмахнулось творческое начало. — Ты, Ванька, представление устраиваешь, стараешься баб своих растормошить. И правильно делаешь. Люда уже почти готова. А Томку надо еще дожать. Она — кремень баба, ее на дешевые уловки не поймаешь».

Словно в подтверждение, Тамара скептично произнесла:

— Ильин, хватит спектаклей!

Иван не стал спорить и сфокусировал внимание на дочери. «Поддержи меня, маленькая», — попросил мысленно. К счастью, дочь уловила сигнал и просьбу выполнила:

— Мама, — одернула зарвавшуюся родительницу. — Человеку плохо, а ты …

— Человеку плохо, — эхом повторил Ильин и вдруг, вместо того, что аккуратно разыграть партию и добиться желаемого, снова ударился в экстрим. — Девочки, — взвыл чуть не с собачьим надрывом, — мне так плохо без вас. Хуже не бывает. Хоть вешайся. Я от тоски чуть с ума не сошел и …даже преступление совершил.

«Зачем я это делаю? — успел испугаться Ильин, прежде чем выдал себя с потрохами.

— Я нечаянно подслушал один разговор… — краткая версия передавала лишь канву событий. — Баба шантажировала мужика и требовала сорок тысяч баксов. Тот спер почти полмиллиона, но отказывался платить, пока его, как следует, не прижали. Я оказался невольным свидетелем и понял, что могу эти деньги забрать. Вернее, ничего я не понял. У меня снесло крышу, я не думал, не сомневался, не боялся, а только мечтал об этих деньгах. Полное безумие, конечно. Но я проследил за шантажисткой до ее дома, догнал на лестнице, и когда она полезла в сумку за ключом, выхватил пакет с деньгами и убежал.

— А она что? — спросила Тамара.