Глушь

Саттер закатил глаза, но все же сложил руки у груди. За спрос не бьют. Он закрыл глаза и начал молиться: «Боже, я прошу, прости меня за то, что я неблагодарный эгоист, что принимаю твои дары как само собой разумеющееся. Прости меня за то, что я не вижу твоего умысла, за то, что плохо управляю своими финансами, и за то, что у меня все валится из рук. Мне нужна твоя помощь, Боже. Я имею в виду, что мне действительно не помешает пара сотен зеленых на новый кондиционер, потому что, если я не смогу их нарыть, Джун будет скулить громче, чем стая хорьков».

Когда шериф Саттер открыл глаза, ему полегчало. Он не стал богаче, но определенно почувствовал себя лучше.

— Молодец, шеф. Когда говоришь, Бог слушает. — Трей отхлебнул кофе с мнимой самоуверенностью. — Он слышит меня, это точно. Я не хвастаюсь, но позволь мне кое-что показать. — Он вынул бумажник, вытащил из него два листа бумаги. — Я зарабатываю меньше, чем ты, и уж кто-кто, а моя жена Марси ест даже больше, чем твоя жена, но посмотри-ка на это.

Он передал бумаги Саттеру.

Это были банковские балансовые квитанции.

— Ого, Трей, а ты умеешь распоряжаться деньгами. Срань Господня.

У Трея было пять тысяч на счету и восемь в сбережениях.

Трей забрал бумаги, кивнув.

— Это потому, что Бог слушает, когда я разговариваю с ним. Бог смотрит на меня, и знаешь, что Он видит? Он видит человека, у которого было много шансов сбиться с пути, но который решил не делать этого. Он видит полицейского, такого же, как и ты. Он видит человека, рвущего свою задницу, чтобы отстаивать закон и поддерживать мир и порядок. Поэтому Бог не оставляет такого человека. Вместо этого Он время от времени помогает ему. Так же, как Он поможет тебе.

Саттер размышлял над словами напарника. Он вспомнил Трея в молодые годы, до брака, до того, как в его жизнь вошли типичные общественные и домашние обязанности. Он был абсолютным животным, алкоголиком и тусовщиком.

«Девчонки вокруг него так и вились, — подумал Саттер. — Проматывал большую часть своих денег в барах, на клевые тачки и женщин».

Но жизнь изменила сержанта Уильяма Трея — изменила навсегда. Он использовал силу воли, чтобы превратить себя в хорошего человека, и теперь с ним происходили хорошие вещи.

Но что нужно сделать, чтобы такие же хорошие вещи произошли с Саттером?

Ему очень хотелось простой и хорошей жизни.

Казалось, Трей прочел его мысли, когда сказал:

— Хорошие вещи, шеф.

— Что?

— Хорошие вещи случаются с людьми, которые доверяют Богу.

Саттер посмотрел в окно. То, что говорил Трей, заставляло его чувствовать себя лучше. Он покачал головой.

«Трей, я знаю тебя уже почти тридцать лет, — подумал Саттер, — и я даже не догадывался, насколько ты религиозный человек».

— Это не такой уж секрет. — Трей спокойно потягивал кофе. — Живи по Божьим законам, и Он дарует тебе благодать.

В тот же момент глаза Трея широко распахнулись — он увидел фигуру у дороги. Это была женщина. Она сигналила и просила их остановиться. Именно тогда богобоязненный сержант Трей воскликнул:

— Иисусьи подштанники, шеф! Ты только взгляни на эти сиськи и задницу!

2

Часть первая

Патриция оставила те события позади, ведь прошло целых пять лет.

Пять лет с ее последнего визита в Аган-Пойнт.

Кадиллак спокойно преодолевал километр за километром, и, когда очертания города в зеркале заднего вида побледнели настолько, что слились с горизонтом, а шоссе уступило место извилистым сельским дорогам, слова, произнесенные давным-давно, всплыли непрошеными гостями из глубин памяти: «Боже мой, девочка. Как ты позволила этому случиться?»

Эти слова отец произнес через неделю после ее шестнадцатилетия.

Патриция вспомнила его взгляд и то, какие слова он выбрал, чтобы отчитать дочь.

«Будто я нарочно позволила этому случиться, — думала она, погружаясь в пучину отчаяния. — Будто хотела, чтобы это произошло».

Никогда больше чужие слова не причиняли ей такой боли.

Несмотря на душевное состояние, физически с ней все было в полном порядке. Ее прекрасная и до крайности эгоистичная любовная сессия с Байроном прошлой ночью оказала целительный эффект. Так что, отправляясь в путь с конечной точкой в Аган-Пойнте, она чувствовала себя неожиданно хорошо. Под аккомпанемент неторопливо поднимающегося солнца Патриция выехала на девяносто пятое шоссе и опустила крышу кадиллака. Ветер, слегка растрепавший ее волосы, казалось, очистил голову от всех ненужных мыслей. Ежедневный городской стресс, десятки, если не сотни рабочих вопросов — все осталось позади. Патриция чувствовала себя свежей. Новой. До тех пор, пока...

Хорошее настроение начало медленно угасать где-то на середине пути. Она прекрасно знала, что собирается сделать.

«Я снова пытаюсь отсрочить неизбежное, — думала Патриция. — Только и могу, что тянуть время».

В итоге она заехала в исторический район Ричмонда и потратила час на поиск места для завтрака. То же самое проделала и в Норфолке, только уже с обедом. Патриция превратила трехчасовую поездку в настоящее однодневное путешествие, как будто поздний приезд в Аган-Пойнт облегчил бы ее страдание. Да кого она обманывает?