– Какая я-то фантастика вокруг вас образовывается, уважаемая дама, – заметил Осиновский. – Что-то совсем не понятное.
– Никакой фантастики, – возразила старушка.– Люди поголовно и глохнут, и слепнут, чтобы всяких кошмаров не видеть и не слышать. Чего только одно центральное телевидение стоит. Посмотришь пять секунд – и ясно становится, что они там… сошли с ума.
– Вредные разговоры ведёте, – упрекнул старушку Григорий. – Какие-то… экстремистские. Ведь что-то вы, так или иначе, видите и слышите!
– Немного и местами, – согласилась с ним старушка.– Вот сейчас, например, слышу, что тут рядом смертушка ходит. Но за кем она явилась, не ведаю. Может, и по мою душу.
Охранники и шофёр Петя адекватно и моментально среагировали на данное предупреждение, огляделись вокруг. Но кроме двух совсем юных проституток и молодого лейтенанта в пятнистой общевойсковой защитной форме и берцах, никого и ничего подозрительного не заметили.
На Ковалёва с нескрываемым подозрением смотрел Григорий. Как говорится, мало ли тут ходит всяких ряженых. А тут под их охраной особенный и не простой человек – Родион Емельянович Осиновский. Его очень многие знают и уважают и в правительстве, да и с президентом он не однажды встречался.
Лейтенант не счёл за труд и сам подошёл к мужикам в чёрных костюмах. Он достал из кармана пятнистой куртки удостоверение, доложил:
– Вот мои документы. Хотя я не обязан их предъявлять первому встречному. Но чтобы вы тут не беспокоились, коротко скажу. Я лейтенант Виктор Ковалёв. Вышел из своей воинской части. Она рядом. Направляюсь к автобусной остановке. Мне необходимо добраться до соседнего подразделения.
– Да что ты, лейтенант, перед моими клоунами объясняешься? – Осиновскому не хватало общения, как он выражался, с нормальными людьми. – Я на твоём месте перестрелял бы моих тупых гоблинов, как собак дворовых. Ты мне лучше вот что скажи. Молока хочешь?
– Нет, спасибо,– Ковалёв спрятал удостоверение в карман. – Я его не пью.
– А у меня слабость. Обожаю парное, – Осиновский погладил рукой свой, не такой уж и великий, живот и обратился к своей охране. – А вы тут свои могучие лбы не подставляйте. Я в своё время в горячих точках бывал. Между прочим, я – майор в отставке. И стрелять приходилось. Вижу всё насквозь. И скажу вам, дороги мои гоблины, этот лейтенант не дал бы вам возможности до волын своих ручками добраться. Я в людях разбираюсь. Если бы вы дёрнулись, то все трое тут бы, как снопы, и легли.
– Да, всё так. Никто бы и ничего не успел, – скромно согласился с Осиновским лейтенант. – Но с моей стороны никакой угрозы нет.
– Ещё бы ты нам угрожал! Ещё посмотреть надо,– Григорий при своей относительной сдержанности слыл человеком не без гонора, – кто и кого бы уделал. Я на Кавказе тоже не ромашки собирал.
– Заткнись, балбес! Макароны ты продувал в полковой офицерской столовой и, как раз, ромашки собирал. От безделья! – Взорвался Осиновский. – Только без обиды, Гриша. Чем ты там занимался, я в курсе. Пока люди воевали, ты… Одним словом, заткнись! Мне кажется иногда, что не ты меня, а я тебя охраняю!
– Много ты обо мне знаешь, Емельянович, – обиделся Григорий. – Уж за себя, как-нибудь, сам отвечу.
– Так что, Только не надо понтоваться, Гриша! – Осиновский очень не любил, когда его подчинённые переоценивали свои возможности, создавали себе дешёвую рекламу. Осиновский очень не любил, когда его подчинённые переоценивали свои возможности, создали себе дешёвую рекламу. – Охраняй меня молчаливо, без своих нудных советов и рекомендаций! А недругов у меня в Москве хватает. Я знаю! Завидуют, что я, Родион Емельянович Осиновский, ещё пока наплаву! И ни какой экономический кризис меня с копыт не собьёт.
Женщина со слепой девочкой отошли в сторону, к большой сумке с молоком и пакетами с солёными огурцами. Набравшись смелости и наглости, к ним подошли и две молодые проститутки, томно строя глазки, конкретно, Осиновскому.
– Бесстыжие, – сплюнула старушка с коробом, наполненным клюквой,– стыд-то весь потеряли! Стоят тут и всякие гадости свои добрым людям за рубли предлагают!
– Помолчала бы, Селивониха,– огрызнулась чернявая и стройная.– Про тебя рассказывают, что ты во времена совдепии тут всему посёлку давала. Задарма. А мы хоть прирабатываем. Не сидим, сложа руки в трудные для страны времена.
– А вот я и не всему посёлку я давала! – С возмущением ответила старушка. – Мы всегда по-комсомольски думали и делали, а не… где попало.
– Но вот и додумались, что теперь ты, на старость лет, в день по четыре ведра клюквы к дороге таскаешь, – низкорослая блондинка очень внимательно разглядывал потенциальных клиентов.– За что боролась – на то и напоролась. Получается, что не с теми ты и кувыркалась, старушка.
– Нельзя так со старшими разговаривать! – Урезонил девицу Осиновский.– Бабушка вопрос ребром поставила. Что вот, к примеру, вы лично тут продаёте?
– Мы продаём радость людям? Причём, не так и дорого,– ухмыльнулась брюнетка, то есть чернявая.– Вы вот, например, хотите получить удовольствие?