Вечный огонь полоскался на пересечении аллей в серой (и заплеванной) звезде, с утробным гулом горелки… Подошли. Потянули руки, осторожно: пламя виляло. Десять героев войны, погребенных здесь, смотрели с барельефа слишком условными лицами, их могила тоже казалась условной и – даже в такой глухой и гулкий час – унизительно нестрашной. Бездумно грели руки – до какой-то лихорадочности в коже.
В звенящем молчании, напряжении парк стоял замерший, словно набравший полные легкие воздуха. Аттракционы застыли кто как, обнажив слишком
А там хоть один человек. Толстая тетка с баулами ждала лодыгинского рейса и заметно им обрадовалась.
– А кто у вас там? – Она увидела гитару и издала сочувственный звук. – Кто-то молодой, да?
– Друг. – Олег не хотел распространяться…
Гитара – вообще отдельный разговор. Возникла она в последний момент, буквально за день до поездки. Точнее, так. Гитара была у Олега всегда. Ничем особо не выделяясь “тактико-технически”, немолодая семиструнка, чисто внешне она смотрелась куда благородней всех своих типовых сестер, желторотых, “с подпылом”. Олегова гитара, и это очень выдавало в ней
И вот накануне звонит Никита:
– Слышь, я тут подумал… Надо бы Костярину привезти гитару.
Костя действительно любил и умел играть, горлан-главарь прогорклых от дыма тусовок, но свою он расколол за полгода до… Все собирался наконец приобрести себе новую.
– Ну, пошли тогда купим. Какие проблемы.
Проблемы, однако же, были. Найти свободные шестьсот рублей за день, еще и накануне праздников, оказалось задачей невыполнимой.
– Может, твою привезем? Пока…
Тоскливо сжалось сердце.
Олег да и Никита понимали цену этому “пока”. Летом ехать в Лодыгино с типовым желтофанерным “солдатом в строю”, чтобы говорить Костярину, пряча глаза, “извини… меняемся… отдавай мою обратно”? – ха. Оба понимали, что этого не будет.
Конечно, было жалко. Отдать свой раритет… Все равно что “Победу” или “Чайку”, такую совершенную и законченную, такую невероятную в потоке нынешних машин, поменять на скучные – “земные” и приземистые – “Жигули”.
Да, разумеется, он подарит эту чертову гитару! О чем вообще разговор.
Просто Олега шибанула по лбу… безысходность. Да, именно так. Дело даже не в гитаре, а просто другу, попавшему в
– А у меня муж в Лодыгине. Шесть лет уже…
Это тетка разглагольствовала, найдя – по глазам? – слушательницу в Еве, а автобус полз, полз, ревел, ревел. Пассажиров почти не было, раннее солнце яростно заливало окна, город, превращало дорогу в сплошное асфальтовое золотище.
– А как там вообще? – заинтересовался Никита.
И тетка охотно рассказывала: перевезенные в поселок ютятся в домишках-развалюхах, “сами, поди, видали?” – с огородами, да название одно, а не огороды. Работают при кладбище. Индустрия-то это такая, что работы хватает всем: бабы торгуют цветами на въезде, тех мужиков, что помоложе и покрепче, ставят копать ямы, остальные – кто на уборке, кто в обходчиках, кто в столярном цехе или плиты распиливает, там же своя ритуальная контора… Она, тетка, ездит к мужу регулярно. Возит вещи, варенья-соленья. (Вот ведь как бывает в жизни: и у нее здесь, “на большой земле”, новый муж, и старый там, в Лодыгине, прибился вроде к какой-то бабенке, – а вот поди же ты…) Приезжает к нему на выходные, на праздники. С этим, конечно, строго: нужно регистрироваться, к кому, на сколько и т. д., там ведь режимный объект, в одиннадцать ровно – отбой, и вырубают свет, ну совсем как в пионерлагере.
– А как у них с продуктами?
– Продукты привозят… Единственное – туго с выпивкой. Да почти запрещено. Я вон своему… всегда несколько пузырей… Да и все так. А вы не взяли, что ли?
Никита – отчаянный взгляд.
А за окнами самый выезд из города, невнятная вывеска “комка”…
– Эй! Стой!!! Шеф… Останови, пожа… Такое дело – другу… забыли…
“ЛАЗ” заныл тормозами, мигнул к обочине, накренившись еще больше. И пока Никита, наискосок по пыльной обочине, бежал в “комок” за водкой – любой, на все, – Ева прижалась к Олегу:
– Что-то мне страшно туда ехать.
Обнял ее:
– Не волнуйся. Я же с тобой.
III
Уже к обеду Ева чуть не плакала.