Одиннадцатого сентября Мэри выехала из Три Палаццо, направившись в Геную. Позже Кроуфорду пришло на ум, что Мэри все же могла как следует поговорить о нем с Байроном, пока она была в Пизе, так как на следующий день после ее отъезда Байрон вызвал Кроуфорда в парадный сад Палаццо Ланфранки, в котором лорд и его любовница Тереза неторопливо обедали под раскидистыми ветвями апельсинового дерева, и в резких выражениях сказал Кроуфорду, что этот дом будет вскоре закрыт и освобожден, и что Кроуфорду придется его покинуть.
Кроуфорд решил дать Байрону несколько дней, чтобы остыть, а затем, словно случайно, где-нибудь с ним столкнуться, теперь, когда терять, по всей видимости, было уже нечего - по крайней мере, здесь больше не было оккупировавших дом гостей.
Но четыре дня спустя Кроуфорд проснулся, чтобы обнаружить, что старый друг Байрона Джон Кэм Хобхаус прибыл с недельным визитом. Кроуфорд помнил Хобхауса по путешествию, которое они совершили через Альпы шесть лет назад - Хобхаус был однокурсником Байрона в Тринити-Колледж
[383], и был в настоящее время политиком, жизнелюбивым, искушенным и остроумным, и Кроуфорд потерял надежду когда-либо завладеть нераздельным вниманием Байрона.После того, как он покончил со своими упражнениями - он мог теперь подтянуться двенадцать раз кряду - Кроуфорд провел день, гуляя по Пизе, замечая места, где они были с Джозефиной, и яростно мечтая, чтобы они поженились тогда, когда впервые прибыли в этот город, и никогда не возобновляли знакомства с этими проклятыми поэтами. Возвратившись в дом Байрона, он пару часов пил брэнди в своей комнате, а затем спустился вниз и на кухне съел полента и минестроне. В конце концов, он почувствовал, что хочет спать и вернулся обратно в холл.
Он остановился перед ведущей на кухню аркой. В тусклом свете от пары ламп в нишах на стенах, парадный холл палаццо Ланфранки выглядел в эти дни загроможденным товарным складом - повсюду грудились ящики с книгами, статуями и посудой, а из стоящей у входа бочки, словно оставленные гостями зонтики, торчали с десяток богато украшенных мечей и ружей. Царившее здесь обычно благодаря детям зловоние прокисшего молока и испорченной пищи перебивали отдающие плесенью испарения старой кожи.
Кроуфорд пробрался между ящиков к бочке и извлек из нее старую саблю, и, вытянув ее из ножен, начал рассматривать клинок, когда на мостовой снаружи раздались шаги, и входная дверь тяжело отворилась.
Хобхаус шагнул внутрь, бросил взгляд на Кроуфорда и, придушенно вскрикнув, метнулся назад. Спустя мгновение внутрь ворвался Байрон с пистолетом в руке, но, увидев Кроуфорда, нахмурено расслабился.
- Это всего лишь Святой Михаил, - позвал он сквозь раскрытую дверь, - ищет своего змея.
Хобхаус снова показался на пороге, и Кроуфорд поспешно вложил меч в ножны и запихал его обратно в бочку.
- Ты, должно быть, не узнал старину, - сказал Байрон Хобхаусу, - но он был моим личным врачом во время того путешествия, что мы совершили через Альпы в 16-ом.
Хобхаус удивленно посмотрел на Кроуфорда. - Святой Михаил, да? Начинаю припоминать, - задумчиво сказал он. - Ты его уволил, за разговоры о живых камнях, верно? Кроуфорду он сказал: - Я рад, что вы здесь.
Байрон и Кроуфорд удивленно на него посмотрели
- Ты… вроде бы что-то говорил по поводу брэнди, - заметил Хобхаус Байрону.
Лорд кивнул. - Наверху, - сказал он, указывая путь пистолетом, который все еще держал в руке. Он заметил это и положил его на один из ящиков.
- Нет, захвати его с собой, - сказал Хобхаус, - и своего доктора тоже.
Байрон все еще хмурился, но теперь одновременно улыбался. - Он больше не мой…
Хобхаус уже начал пробираться через сужающийся коридор между ящиков. - Все равно, кем бы он там ни был, - бросил он через плечо, - захвати его тоже.
Байрон пожал плечами и махнул рукой в направлении лестницы. - После вас, доктор.
Со стен столовой Байрона были сняты все картины, и едва заметные белые квадраты отмечали на штукатурке те места, где они висели. Хобхаус закрыл окна, пока Байрон разливал брэнди.
Хобхаус сел и сделал глоток. - Я говорил недавно с твоей сводной сестрой Августой, - сказал он Байрону. - Она показала мне камни, что ты прислал ей тем летом, когда мы путешествовали по Альпам. Маленькие кристаллы с Мон Блан. Она также показала мне некоторые из твоих писем.
- Я был пьян все то лето, - запротестовал Байрон, - те письма, наверное, просто…
- Расскажи мне, что у тебя общего с этим движением Карбонариев.
- Я… - Байрон, подняв бровь, покосился на своего старого друга. - Ну, я мог бы тебе сказать, что помогаю им свергнуть их новых Австрийских правителей, верно?
- Да, ты бы конечно мог. Но я был там, когда ты повстречал Маргариту Когни, помнишь? Хобхаус повернулся к Кроуфорду. - Это произошло в Венеции, летом 1818-го; как-то вечером мы выехали на конную прогулку и повстречали двух девушек, крестьянок, и Байрон сказал, что одна ему приглянулась, а мне понравилась другая.