Он махнул рукой делла Торре и тихо отозвался: - Мы, может быть, поймаем тебя на слове! - а затем он и Джозефина взялись каждый за свой конец маленького плота и начали грести к далекому северному берегу.
ГЛАВА 25
То лед то пламень, так бросают их над Летой
[423]Туда-сюда, и чтобы пытку их усилить,
Снедает жажда их, желанье страстное коснуться
До струй манящих, что одной лишь малой каплей
Забвенье милосердное всем болям и горестям
В единый миг подарят. И близок так предмет их вожделенья;
Но Рок неумолимый не сдается, и чтоб попытки эти упредить,
Медуза из Горгон
[424]брод охраняет, в сердца и души ужас поселяя,И полчища надводных насекомых…
[425]— Джон Мильтон,
Был лишь ранний вечер, и бриз, что налетал на лагуну из-за низких песчаных холмов Лидо позади гондолы, был теплым; но Кроуфорд невольно поежился, когда увидел выполненную с филигранным искусством белую громаду Дворца Дожей и башню кампаниллы
[426]поднимающуюся посреди темного горизонта, нависшего перед стремящимся вперед клювом гондолы. Лагуна была спокойна, и нос гондолы едва заметно вздымался и опадал, пока суденышко скользило по воде.В одной руке Кроуфорд сжимал пузырек с кровью Байрона. Другая была занята обернутым в бумагу обугленным сердцем Шелли. «Поэты возвращаются», - напряженно подумал он.
Его страшило то, что предстояло сделать, и он находил слабое утешение в созерцании водной глади, блестящей от отражений разноцветных огней города, который все еще предстояло пересечь. «Еще несколько минут можешь строить из себя беззаботного туриста», - подумал он.
Впервые он обратил внимание, что загнутый кверху нос гондолы был металлическим и отчасти напоминал своей формой трезубый меч. Он повернулся на своем месте и махнул рукой гондольеру, привлекая его внимание, а затем указал на нос. - Почему он выполнен в форме меча? - спросил он.
Гондольер ухитрился пожать плечами, не нарушая мерного темпа, с которым он орудовал веслом. - Традиция, - ответил он. - Гондолы в Венеции всегда его имеют. Он называется
Кроуфорд кивнул и снова посмотрел вперед. С того места где он сидел,
Он озабоченно глянул на Джозефину, которая неуютно ерзала на сиденье напротив, рядом с их сумкой и тростью Байрона. Она тоже дрожала, но скорее от лихорадки, чем от страха.
Им пришлось несколько часов идти на восток, пробираясь через марши
[428]по меньшей мере столь же часто, как и шагая по дорогам, чтобы миновать шеренгу австрийских лодок, перекрывших По, и к тому времени, как они нашли рано поднявшегося рыбака, который согласился отвезти их на север в Лидо, у Джозефины начался жар, ее била дрожь, и она не могла с уверенностью сказать, где они были и какой сейчас год. Почти все время ей казалось, что они в Риме; что они только что спаслись бегством из квартиры Китса и брели сквозь развалины Римского Форума.Несколько раз она сгибалась пополам от приступов острой боли, но когда он начал тревожиться, она сказала ему, что такое с ней случается часто, и что спазмы эти через несколько минут всегда проходят. Он беспокоился, что что-нибудь может быть не в порядке ее беременностью - в самом деле, ее образ жизни в последнее время едва ли соответствовал тому режиму, который он порекомендовал бы будущей матери.
Белоснежные колонны церкви Сан-Джорджо
[429]проплывали прямо по левому борту, отделенные сотней ярдов неспешных волн, и гондола начала забирать по широкому устью канала Сан Марко в направлении величественных сводов Церкви Сан Заккариа, расположившейся в сотне ярдов к востоку от Дворца Дожей. Теперь Кроуфорд ясно различал две колонны, стоящие на обращенной к морю стороне ярко освященной Пьяцца.Спустя несколько минут Сан-Джорджо осталась позади, и впереди по левому борту протянулся широкий усеянный лодками коридор Большого Канала; фасады высоких раскинувшихся впереди дворцов были Византийским торжеством огней, арок и витиевато украшенных балконов.
Кроуфорд любовался этим зрелищем, пока не заметил волнение воды между гондолой и огнями.
- Быстрее, - приказал он гондольеру, который вздохнул, но все же подналег на весло.
Кроуфорд догадался, что они были на периферии поля внимания Грай - волнение воды, без сомнений, произвела третья сестра, слепо заворочавшаяся под водой, когда ее восприятия коснулось проплывающее мимо сердце.
Время пришло. Он положил сердце на колени, а затем, с безграничным отвращением, открыл банку. «Если бы только можно было миновать чашу сию», - в жалкой попытке пошутить подумал он - затем глубоко вдохнул и поднес пузырек к губам.