Гнев

Именно в ноябре по традиции Глебу вспоминались языковые игры Крученых, который на хлебниковский манер выдумывал русские эквиваленты заимствованных слов. Крученых нарек университет всеучебищем, а морг — трупарней. Футурист бы не ошибся, поменяй он первое название на второе. В университете только и делали, что упражнялись в препарировании мертвецов и фетишизации их останков, подверстывая под это научные цели и задачи. Под пристальным административным надзором преподаватели занимались тем, что свежевали Лобачевского, Толстого и иже с ними и резали их наследие на идеи — стерилизованные, фасованные, маркированные, пригодные к употреблению. В трупарне студентов учили опосредовать прошлое и развивали в них некрофилические задатки.

Любой, кто смел препарировать великих покойников вне университетских стен и не обладал при этом лицензией в виде ученой степени, представлялся ортодоксальной седобородой профессуре в лучшем случае самозванцем. В худшем — еретиком. Такой расклад не позволял Веретинскому даже мечтать о том, чтобы порвать с трупарней и уйти на вольные хлеба, вслепую прыгнуть за пределы ритуального круга.

Публикационная активность и приглаженная речь о покойницком наследии — вот что ему заповедано.

Месячные у Лиды прекратились на следующее утро после дня рождения. Она забеспокоилась. Вскоре ей почудилось, что у нее в животе что-то шевелится.

— Я беременна! — повторяла она.

Глеб никак не мог привыкнуть к тому, что Лида впадала в истерику всякий раз, стоило ее месячному ритму разойтись с календарем на сутки или двое. Она воспринимала себя как механизм вроде часов и паниковала при малейшем намеке на сбой.

— Я беременна!

Дошло до ссоры. Лиду взбесило, что Глеб принялся в шутку подбирать имена — Варфоломей, Огюст, Катарина, Аграфена, Лада. Лада и Лида — как созвучно, почти подружки.

Вне себя от ярости, Веретинский закрылся в кабинете. Лада и Лида, дочь и дичь. Она ему плешь проест скорее, чем студенты с начальством вместе взятые. Мало того, что Лида мялась и тревожилась по поводу и без, так еще и включала принципиальность там, где это вообще не нужно. Например, жена напрочь отвергала презервативы, потому что якобы в детстве по ночам слышала, как в соседней комнате сношаются ее родители, и ей навсегда запомнились тяжелое сопение и запах резины. Глеб напрасно уверял Лиду, что звуки и запахи легко домыслить, особенно спустя годы. Она ставила свои заблуждения превыше всего и злилась, когда на них посягали.

Лида желала, чтобы Веретинский заменил ей родителей. Чтобы он был одновременно твердым и внимательным, мужественным и заботливым, решительным и нежным. Чтобы превосходил и отца, и мать.

А что она делала для этого?

Глеб открыл ноутбук и, громко стуча по клавишам, набрал пост в «Фейсбуке»:

Разнокалиберных событий в моей обыденности становится все больше, но от этого она не перестает быть менее скучной.

Затем, передумав, удалил. Проклиная себя, он просмотрел ненавистные страницы. Алиса выложила на стену афоризм собственного сочинения:

Теперь я поняла, почему осенью так хочется спать. Если сложить первые буквы трех осенних месяцев, получится слово «сон».

Изречение собрало гору лайков и репостов.

Веретинский полез искать программу типа родительского контроля, которая запрещала бы доступ в браузере к выбранным страницам. Если добавить в черный список десять-пятнадцать сетевых адресов, включая ссылки на аккаунты призраков, с которыми Глеба раньше что-то связывало, это будет существенным шагом вперед, что бы это «вперед» ни значило.

Вот Слава — настоящий молодец. Он не только своевременно слезает с дохлых лошадей, но и не выдает это за геройство.

Точно, надо перекрыть доступ ко всем вредным страницам. Занести их в регистр, установить длинный пароль из случайных цифр и букв, а затем стереть этот пароль из головы и из памяти компьютера.

Пока Веретинский выбирал программу по отзывам, его глаз упал на всплывшую внизу рекламу нижнего белья. Длинноногие модели в кружеве принимали выгодные товарные позы. Формулы этих поз выводило не одно поколение маркетологов. Девушки профессионально имитировали невинность и будто не подозревали о своем назначении. С такой же старательностью они могли бы притворяться кладовщиками, или пекарями, или лесничими, только прибыль была бы меньшая.

Махнув рукой, Глеб перешел по ссылке на сайт магазина и приготовил влажные салфетки.

Нет, это ему не нравилось. Точно так же, как алкоголику не нравилось пить, а героинщику — колоться.

И он не вступал в анонимные сетевые комьюнити, участники которых, используя риторику обезумевших меньшинств, яростно отстаивали неприкосновенное право забрызгать спермой монитор.

Психоаналитик сказал бы, что Веретинский тщетно компенсирует нехватку, тем самым лишь ее усугубляя. Марксист — что Глеб страдает от отчуждения, одновременно доводя отчуждение до предела.

И в женском теле непристойном отрады не нашли мы. Поэт выразился точнее и яснее.

Когда Глеб приближался к пику, зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.

— Здравствуйте! Мы проводим опрос политических предпочтений и…

— Не туда попали.