Дженнифер взяла за правило не брать дел, которые могли бы заставить ее уехать в другой город, уехать от Джошуа. Но однажды утром ей позвонил Питер Фентон, клиент, у которого была крупная фабрика.
– Я покупаю завод в Лас-Вегасе и хочу, чтобы вы прилетели сюда и поговорили с их адвокатами.
– Я пошлю вместо себя Дэна Мартина, – предложила Дженнифер. – Вы же знаете, я не люблю уезжать из города.
– Дженнифер, все дела можно решить за двадцать четыре часа. Я пришлю за вами свой самолет, и на следующий день он отвезет вас обратно.
Поколебавшись, Дженнифер ответила:
– Ладно.
Она бывала в Лас-Вегасе, и этот город не произвел на нее впечатления. Невозможно было любить Лас-Вегас или ненавидеть его. Надо было смотреть на него как на некий феномен, как на чуждую цивилизацию, где существуют свой язык, законы и мораль. Другого такого города в мире не было. Огромные неоновые рекламы горели всю ночь, восхваляя роскошь величественных дворцов, которые были построены, чтобы облегчить карманы туристов. А те, как лемминги[11]
, стремились туда, чтобы отдать свои сбережения.Дженнифер вручила миссис Макей длинную инструкцию, как заботиться о Джошуа.
– Вы надолго уезжаете, миссис Паркер?
– Завтра уже вернусь.
– Ох уж эти мамы!
На следующее утро реактивный «Лир», принадлежащий Питеру Фентону, доставил Дженнифер в Лас-Вегас, где она до вечера обсуждала детали контракта. Когда все было закончено, Питер Фентон пригласил ее на ужин.
– Спасибо, Питер. Но лучше я вернусь к себе в номер и пораньше лягу спать. Завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк.
Дженнифер три раза звонила миссис Макей, и каждый раз та успокаивала ее, сообщая, что с Джошуа все в порядке. Он хорошо кушал, у него не было температуры, и он был веселым.
– Он скучает без мамы? – спросила Дженнифер.
– Об этом он ничего не сказал, – вздохнула миссис Макей.
Дженнифер знала, что миссис Макей считает ее идиоткой, но ей было все равно.
– Скажите ему, что я завтра вернусь.
– Я передам ему ваше послание, миссис Паркер.
Дженнифер хотела спокойно поужинать в своем номере, но ей казалось, что стены давят на нее. Мысли об Адаме неотступно преследовали ее.
«Как он мог заниматься любовью с Мэри Бет...»
Дженнифер часто убеждала себя, что ее Адам просто уехал в командировку, но на этот раз это не сработало. Перед глазами Дженнифер стояла Мэри Бет в кружевном пеньюаре. И Адам...
Ей хотелось оказаться среди шумной толпы. «Может, пойти посмотреть шоу?» – подумала Дженнифер. Приняв душ, она оделась и спустилась вниз.
В главном зале выступал Марти Аллен. У входа стояла очередь, и Дженнифер пожалела, что не попросила Питера Фентона заказать ей столик.
Подойдя к швейцару, она спросила:
– Сколько придется ждать, пока освободится столик?
– Сколько вас?
– Я одна.
– Извините, мисс, но боюсь, что...
Голос позади нее произнес:
– За мой столик, Эйб.
На лице у швейцара расплылась улыбка.
– Конечно, мистер Моретти. Сюда, пожалуйста.
Дженнифер повернулась. На нее смотрели черные глаза Майкла Моретти.
– Нет, спасибо, – сказала Дженнифер. – Боюсь, что...
– Вам надо поесть. – Майкл Моретти взял Дженнифер за руку и уверенно повел ее за собой. Дженнифер пришла в ужас от одной только мысли, что ей придется ужинать вместе с Майклом Моретти, но она не знала, как избавиться от него, не устраивая сцены. Как она жалела, что не приняла предложение Питера Фентона.
Когда они уселись за столик, стоявший недалеко от сцены, к ним подошел метрдотель.
– Добро пожаловать, мистер Моретти, и вы, мисс.
Дженнифер все время чувствовала на себе пристальный взгляд Майкла Моретти, и это смущало ее. Майкл Моретти молчал. Он предпочитал молчание словам, чувствуя в них скорее ловушку, чем средство общения. Его молчание было настолько красноречивым, что Майкл Моретти использовал его так же часто, как другие используют речь.
Когда он наконец заговорил, Дженнифер была сбита с толку его словами.
– Ненавижу собак, – сказал Майкл Моретти. – Они умирают.
Это прозвучало как откровение, идущее из глубины его души, и Дженнифер не знала, что ей ответить.
Официант принес заказанные напитки, и они пили, ведя молчаливую беседу.
Она подумала над его словами. «Я ненавижу собак. Они умирают». Ей стало интересно, каким было его детство. Она поймала себя на том, что изучает его. У него была опасная красота. В его глазах угадывалась сила, которой не терпелось вырваться на свободу.
Дженнифер не знала почему, но, находясь рядом с этим мужчиной, она чувствовала себя женщиной. Возможно, ответ был в его черных глазах, которые он иногда отводил в сторону, как бы опасаясь, что они скажут слишком много. Дженнифер осознала, как много времени прошло с тех пор, когда она чувствовала себя женщиной. С того дня, когда она потеряла Адама. «Только мужчина может сделать женщину по-настоящему женственной, – подумала Дженнифер. – Сделать так, чтобы она почувствовала себя красивой и желанной».
«Хорошо, что он не может прочитать мои мысли», – мысленно добавила Дженнифер.