Гнев ангелов

– Через два месяца.

Она положила его ладонь на свой живот и сказала:

– Послушай…

Он ощутил толчок.

– Он становится сильнее с каждым днем, – с гордостью сказала она.

Потом приготовила ужин для Кена. Когда они приступили к десерту, Кен перешел к делу.

– Я не хочу совать нос в чужие дела, но гордый папа, кем бы он не был, должен был сделать…

– Тема закрыта…

– О'кей, прости… В конторе тебя чертовски не хватает. У нас новый клиент, который…

Она подняла руку.

– Я не хочу слушать об этом…

Они беседовали, пока не наступило время его отъезда. Ей очень этого не хотелось. Кен был дорогим для нее человеком и хорошим другом.

***

Она укрылась от мира всеми доступными для нее способами. Перестала читать газеты, смотреть телевизор и слушать радио. Ее вселенная была здесь, в этих четырех стенах. Это было ее гнездо, ее чрево, место, где она даст жизнь своему сыну. Она прочла все книги о воспитании детей от доктора Спока до Эймса и Гессела.

Когда детская была полностью декорирована, она заполнила ее игрушками. Она зашла в магазин спортивных товаров, где смотрела на футбольные мячи и бейсбольные биты. Это смешно, сказала она себе, он еще не родился… Потом все-таки она купила биту и перчатку. Футбол тоже привлекал ее, но она решила, что это может и подождать.

***

Прошел май, наступил июнь.

Рабочие закончили свои дела, и дом стал тихим и пустынным. Дважды в неделю она ездила в поселок за продуктами и каждые две недели она посещала доктора Харвея, своего врача. Послушно пила больше молока, чем ей хотелось, принимала витамины и ела все полезное и питательное и становилась все более громоздкой и неуклюжей, ей стало тяжело двигаться. Она всегда была активной и, казалось, ей претила неторопливость и неловкость. Но сейчас ей это почему-то не мешало. Торопиться было некуда. Дни стали длинными, сонливыми и умиротворенными. Ее внутренние часики замедлили свой ход. Она как бы резервировала свою энергию, переливая ее в другое тело, живущее в ней.

***

Однажды утром доктор Харвей, осмотрев ее, сказал:

– Следующие две недели, миссис Паркер…

Это было так близко! Она думала, что ей будет страшно. Она много наслушалась рассказов старых жен о боли, несчастных случаях, искалеченных младенцах… Но страха она не чувствовала, только желание увидеть своего ребенка, скорее родить его, чтобы можно было, наконец-то, взять его на руки.

Кен Бейли приезжал сейчас каждый день, привозя с собой кипы детских книжек.

– Он полюбит их, – говорил он.

И Дженифер улыбалась, потому что он говорил «он». Хорошая примета!

Они гуляли возле дома и организовывали пикники у воды, на солнышке. Она не заблуждалась в отношении теперешнего своего вида. Она думала: "Зачем он тратит свое время на безобразную, жирную

леди из цирка?" Кен, глядя на нее, думал: «Она самая красивая женщина из всех, которых я когда-либо видел!».

***

Первые боли появились в три часа ночи. Они были так остры, что она просто задохнулась. Через несколько минут приступ повторился, и она ликующе подумала: «Началось!».

Она стала считать время между приступами, и когда интервал составил десять минут, позвонила доктору.

Затем ехала в больницу, прижимаясь к обочине при каждой схватке. Медсестра ожидала ее у входа, и несколько минут спустя доктор Харвей уже осматривал ее. Закончив, он произнес:

– Похоже, что все пройдет легко, миссис Паркер. Просто расслабьтесь. И пусть действует природа.

Это оказалось нелегко, но Дженифер могла сопротивляться боли, потому что происходило нечто замечательное. Она трудилась почти восемь часов, и к концу этого срока, когда ее тело было измучено бесконечными спазмами, и казалось, что конца этому уже никогда не будет, она почувствовала внезапное облегчение, ошеломляющую пустоту и блаженное умиротворение. Она услышала тоненький голосок. Доктор Харвей поднял ее ребенка со словами:

– Не хотите ли взглянуть на своего сына, миссис Паркер?

Улыбка Дженифер осветила комнату.

Глава 4

Его звали Джошуа Адам Паркер. Он весил восемь фунтов и шесть унций и был отлично сложен. Дженифер знала, что новорожденные обычно безобразны: сморщенные, красные, похожие на маленьких обезьян. Но только не Джошуа! Он был красив. Сестры в больнице беспрестанно твердили ей, какой у нее красивый ребенок. Сходство с Адамом было поразительным. У мальчика были отцовские серо-голубые глаза и красивой формы голова. Когда она смотрела на него, она видела Адама. Это было странное чувство: смесь радости и печали. Как был бы рад Адам, увидев своего сына!

Когда Джошуа было два дня, он улыбнулся Дженифер, и она, восхитившись, позвонила, вызывая сестру:

– Смотрите! Он улыбается!

– Это газы, миссис Паркер.

– У других детей это, может быть, и газы, – упрямо сказала она, – а мой сын улыбается.

Дженифер волновалась, как она будет относиться к своему ребенку, будет ли хорошей матерью… Ведь дети так утомляют! Они пачкают пеленки, требуют, чтобы их постоянно кормили, плачут и спят. И с ними невозможно объясниться!