Гнев Божий

Около двух сотен ярдов отделяло нас от преследователей, как вдруг Ван Хорн выругался и резко сбросил скорость. На нашем пути возникла небольшая бурлящая речка. Пока на малой скорости мы преодолевали эту преграду, расстояние между нами и федералами сократилось до пятидесяти ярдов, не более. Машина, пробуксовывая, медленно взбиралась на противоположный берег, лежащий у подножия горы с сахарно-белой вершиной.

— Как только выберемся наверх, окажемся на той самой дороге! — крикнул священник. — Они ни за что от нас не отвяжутся. Там, у тебя в ногах, «томпсон». Ну-ка, припугни их.

Подняв с пола заветную дорожную сумку священника, я открыл ее и увидел ручной пулемет, лежащий поверх десятка пачек новеньких банкнотов. Каким бы забавным это открытие ни показалось, мне все же предстояло заняться более важным делом. Просунув дуло пулемета в окно автомобиля, я выпустил поверх голов преследователей длинную очередь. Это немного остудило их пыл, и они уже начали придерживать лошадей. Я вновь попытался открыть огонь, но неожиданно барабанный магазин пулемета заклинило. У ручных пулеметов такой конструкции такое случалось довольно часто.

Всадники уже взбирались вверх по склону, когда мы, наконец перевалив седловину холма, увидели внизу, в пятидесяти ярдах от нас, долгожданную дорогу. Она была в гораздо лучшем состоянии, чем я предполагал. Выехав на нее, автомобиль стал подниматься выше в горы, и я было решил, что мы теперь в безопасности.

Неожиданно Ван Хорн посмотрел на меня и, как-то злобно улыбнувшись, переключил скорость. Дорога, идя на подъем, прижалась к краю горного ущелья. Вновь бросив взгляд вперед, священник неожиданно вскрикнул и нажал на тормоз. Огромный осколок горы, отвалившийся, вероятно, в результате ночного ливня, перегородил нам путь. Дороги, как таковой, уже не существовало.

Ван Хорн дал задний ход и начал разворачиваться, но было слишком поздно. Более десятка федералов, догнав нас на подъеме, со злобными криками окружили машину.

Очередью из своего «энфилда» я смог бы уложить двоих из них, но никак не больше. Силы были слишком неравными, и я, положив автомат на сиденье и высоко подняв руки, вылез из машины.

Глава 4

Дальнейший ход событий показал, что эти минуты могли оказаться в моей жизни последними. Вылезая из «мерседеса», я получил удар ногой в спину и упал на четвереньки. Деваться было некуда. Целая дюжина лошадей вокруг, неистово ударяя копытами о землю, была готова затоптать меня насмерть. Последнего из двух нанесенных ударов было достаточно, чтобы сломать мне ребро. Затем я почувствовал, как чья-то железная рука вцепилась в ворот моего пиджака и поставила меня на ноги.

Ван Хорн, одной рукой придерживая меня и сжав в кулак другую, ударил по корпусу стоящую рядом лошадь. Удар оказался такой силы, что та, внезапно отскочив в сторону, чуть было не сбросила с себя наездника. Один из федералов, взмахнув рукой, хлестнул священника кожаной плетью. Как только плеть обвила руку Ван Хорна, тот резко дернул ее на себя и без видимых усилий сдернул всадника на землю. Да, этот человек обладал недюжинной силой, подумал я.

Среди федералов возникло замешательство. Они, натянув удила, постарались отъехать немного в сторону, чтобы лошади не задели копытами их незадачливого товарища. Кое-кто уже начал оголять шашки. Дело принимало совсем плохой оборот, как внезапно раздался одиночный выстрел и в круг, образованный конными солдатами, стремительно въехал молодой офицер.

У него было узкое, с желтоватым оттенком лицо. Над верхней губой обозначилась темная полоска усов. Серебряные лейтенантские полоски на погонах свидетельствовали о его воинском звании. В отличие от остальных лейтенант не носил прорезиненной накидки, отчего его строгая военная форма намокла под ночным дождем.

С застывшей на лице ледяной улыбкой он, не слезая с лошади, наклонился над Ван Хорном и приставил к его лбу дуло револьвера.

— Не важно, кто ты. Большой ты человек или маленький, сильный или слабый. Один выстрел урезонит любого.

— Сначала отгони эту свору собак, — произнес священник. — Тогда и сопротивляться не будем.

— Ты-то уж точно. Скорее всего, я оставлю вас в живых, хотя предпочел бы поступить иначе. Вы уже и так перешли все границы. А теперь снимай свою сутану.

Ван Хорн, уперев руки в бока, с удивлением уставился на него:

— А если я тебя, ничтожество, пошлю куда подальше?

Лейтенант молча слез с лошади, бросил поводья одному из всадников и, подойдя вплотную к священнику и приставив к его животу револьвер, взвел курок.

— Сеньор, какие б ни были причины ненавидеть вас и все, что с вами связано, — они у меня есть. Поэтому, клянусь памятью своей матери, если ты не подчинишься — получишь что заслужил.

Рука с зажатым в ней револьвером слегка дрожала. Лейтенант был настроен решительно и уже не улыбался.

Желая его успокоить, Ван Хорн поднял руку:

— Хорошо, служивый. Чего только не сделаешь, чтобы не накалять отношений.