Гнев Божий.

Супрамати поцеловал Нурвади, потом привлек к себе сына.

– Сандира, дорогое мое дитя. Я с радостью замечаю, что последствия моего преступного невежества все более и более сглаживаются. Ты стал почти молодым человеком, – произнес Супрамати, волнуясь и радуясь.

– Да, я все быстрее и быстрее расту и лет через десять у меня начнут пробиваться усы, – ответил весело Сандира.

– Не упрекай себя, дорогой отец, – прибавил он, целуя руку Супрамати. – Ведь из любви ко мне, страшась потерять меня, ты дал мне выпить жизненный эликсир. Ты не предвидел, что доза

была слишком велика для грудного ребенка; но это простительно, и избави меня Бог упрекать тебя за то. Кроме того, твоя неосторожность дала мне неоценимое благо: покровительство и любовь Эбрамара. Он руководит мною, учит меня, лечит и наблюдает за мною, как за собственным сыном, а ты сам понимаешь, какое счастье быть под попечением этого высокого духа.

Разговор их прервало приглашение к обеду. С понятным любопытством Супрамати осматривал и общество, и накрытый стол, который был сервирован со всевозможной роскошью, по-видимому, любимой таинственным братством.

Посуда, сосуды и корзины – все было из драгоценного металла, резное, инкрустированное, отделанное эмалью; но все эти образцы искусства носили особый отпечаток, были неизвестного стиля, по-видимому, баснословной древности.

Что касается гостей, то они, вероятно, принадлежали ко всем слоям тайного общества, и на этой братской трапезе не соблюдалось иерархического различия.

Простые рыцари Грааля сидели рядом с магами высших степеней, от которых лился сильный, трудно выносимый свет. Не без удивления убедился он, что головы адептов, не исключая и Дахира, окутывало более или менее блестящее сияние. Свою голову он не видел, но предполагал, что и его очистившийся и развившийся разум источает подобный же свет, и это сознание глубоко радовало его.

Самый обед, несмотря на роскошную сервировку, был очень скромный.

Он состоял из риса и зелени, маленьких, чрезвычайно легких хлебцев, залитых медом, и чего-то вроде очень душистого сероватого желе, какого Супрамати никогда не пробовал. Это странное кушанье подали в крошечных золотых вазочках, по одному шарику с орех величиной в каждой. Съев его, Супрамати ощутил живительную теплоту; все существо его как бы расширилось, исполнилось неведомой силой, удивительным напряжением воли и жаждой деятельности.

После обеда все хором пропели молитву, потом присутствующие группами рассеялись по соседним гротам. В одном поместился Супрамати с Нарой, Нурвади с Сандирой.

Теперь только Супрамати разглядел внимательно молодую индуску.

Она похорошела, и ее большие черные глаза, с добрым и мягким выражением, озарились огнем высшего разума.

– Не испытываешь ли ты разочарования в твоей новой жизни, не жалеешь ли о прошлом, Нурвади? – спросил он дружески.

Молодая женщина покраснела.

– Нет, я счастлива. Я работаю, начинаю понимать красоты творения и, живя наукой, не испытываю более пожиравшей меня скуки. Сандира часто навещает меня и для меня это дни радости; а о тебе, которому обязана всем своим счастьем, я думаю непрестанно. Но теперь любовь моя к тебе иная. Ревнивая страсть, земные желания меня более не мучают, мир и гармония наполняют мое сердце, а я обожаю тебя, как доброго гения и покровителя, – заключила она, прижимая к губам руку Супрамати.

Сандира также описал подробно свою жизнь, и завязалась оживленная беседа, в которой Нара поделилась с мужем своими замечаниями.

– Слышишь, колокол звонит, – заметила Нара. – Это знак, что свидание наше должно закончиться. Надолго должны мы расстаться телесно. Сложная задача будет возложена на тебя и Дахира, как сообщил мне Эбрамар. Но, когда испытание это кончится, нас отправят, вероятно, прогуляться по белу свету, и тогда, господин маг, мы станем вновь простыми смертными, будем развлекаться и бывать в обществе. Только я не позволю тебе разыскивать m-ll Пьеретту, – прибавила она лукаво и потянула его за ухо.

Супрамати от души рассмеялся. Мысль снова увидать Пьеретту показалась ему необыкновенно комичной.

– Злопамятство женщины, оказывается, тоже бессмертно, – хитро улыбаясь, возразил он.

Однако шутка пришлась очень кстати, чтобы прервать и рассеять тяжелое волнение, охватившее Супрамати при мысли о продолжительной разлуке с Нарой, он с грустью осознал, как много еще было земного в его чувствах к жене.

В эту минуту у входа в грот появился Эбрамар и жестом позвал своего ученика.

Супрамати торопливо поцеловал Нурвади с сыном, прижал к груди Нару и, простившись с ними, пошел за магом.

В смежном гроте они нашли ожидавшего их Дахира. Целым лабиринтом подземных ходов дошли они до канала, где их ожидала лодка с гребцом, и Эбрамар сел у руля.