— Адам, Мага! Ментов валите в первую очередь, наглухо. В живых не оставлять!
В голове колонны милицейская машина, мигнув мигалками, но не включая сирены, тронулась с места.
— Поехали!
Вечер 14 июня 1995 года
Подмосковье
Спецобъект, ранее принадлежал
Управлению делами ЦК КПСС
Когда профессионалы перестают понимать, в чем цель игры, они начинают играть в игру ради самой игры.
Захват больницы в Буденновске был неожиданностью, но в то же время — ожидаемой неожиданностью. Хорошо, что не произошло чего-то неизмеримо худшего, такого, как захват или подрыв атомной электростанции. Потому что если играть с огнем — то рано или поздно ты подожжешь свой дом.
Сверхдержава рухнула, и никто еще не понял, не осознал толком, что осталось вместо нее, что мы строим… разбираем руины или на самом деле что-то строим? Каким будет наш новый дом, для кого и для чего мы его строим? Просто чтобы не было холодно? Или мы хотим построить такой дом, чтобы с верхнего этажа смотреть на звезды? И сколько места будет в этом доме — всем ли хватит?
Сверхдержава рухнула — но люди остались. Те, кто еще несколько лет назад играл совсем в другие игры, для кого пешками были главы государств, а полем игр — целые страны. Советский Союз прямо или косвенно контролировал треть мира, свергал одну власть и ставил вместо нее другую, кому помогал, кому воевал. Люди, которые это делали — давно были циниками и прагматиками, уже с годов тридцатых никто даже теоретически не верил в возможность построения коммунизма во всем мире, постепенно игра превратилась в нечто самодостаточное, игру ради самой игры. Если в Испании в конце тридцатых, например, советские военспецы действительно воевали ради возможности того, что еще одна страна, причем страна сильная, территориально великолепно расположенная, имеющая многовековые контакты со всеми странами Латинской Америки, станет коммунистической — то ради чего воевали в Афганистане? В Йемене? В Сальвадоре? Ради коммунизма? А вы советских военных советников спросите — хорошо, если услышите в ответ не что-нибудь нецензурное.
И вот сейчас, оказавшись вместо великой державы в кровоточащем ее обрубке, эти люди продолжали игру — они уже не мыслили жизни без игры. Только теперь полем незримой схватки стала собственная Родина…
Человек, чье лицо было известно любому россиянину, кто смотрит телевизор, — устало оторвался от экрана установленного в комнате отдыха Sony с большим экраном. На экране показывали бойцов спецназа, под прикрытием бронетранспортера продвигающихся по улице небольшого ставропольского городка, который когда-то носил название Святой Крест.
— Ну? — спросил он стоящего перед ним навытяжку генерала.
— Он требует журналистов. Иностранных журналистов… — обреченно сказал генерал, — он вышел из-под контроля.
— Долбоебы, — тяжело и страшно сказал человек, — только в карман грести, водку жрать и баб трахать умеете.
Генерал молча стоял навытяжку.
— У него есть семья?
— Никак нет. Масхадов подобрал тех, у кого все погибли, мы же сами просили отряд смертников. Их человек сорок, не больше.
— Такой же долбоеб… Что же у нас за армия такая…
— Мы можем поискать рычаги…
— Хватит. Доискались уже. Пока искать будете — башка с плеч полетит. Что еще он хочет?
— Вывод войск из Чечни. Немедленно.
— Пробовали говорить?
— Пробовали. Наших людей он расстрелял. Ублюдок.
— Это вы ублюдки. Сучье племя…
Генерал молчал.
В дверь комнаты отдыха, скромно отделанной карельской березой, постучали. Даже не постучали, поскреблись.
— Кто там?! — заорал хозяин кабинета.
В дверь просунулся старший группы охраны, у него в руке был аппарат транковой связи.
— Срочно…
— Откуда?
Старший прикрепленный показал глазами наверх.
— Думай, что Деду будем докладывать. И что делать с этим.
— У него нет ничего, — сказал генерал, — только слова. Все документы, планы — я сжег.
— Если он заговорит… — сказал хозяин кабинета, недобро усмехнувшись, — я за твою задницу гроша не дам. У Деда — не дураки работают, один рыжий чего стоит. Ты нас всех в дерьмо загнал — ты и думай, как разгребать…
Человек, известный всей России по экрану телевизора, ехал в Кремль, на срочное совещание Совета безопасности. Он сидел на заднем сиденье бронированного «Мерседеса», сзади и спереди ехали такие же машины. Всего — кортеж этого человека насчитывал семь машин.
Плавно поползло вниз стекло, человек раздраженно взглянул на старшего прикрепленного, который был в курсе всего — работал давно уже не на государство, а на своего закрепленного.
[30] Хотя… все так перепуталось, что даже прикрепленный, который был в курсе многих, очень многих дел — не понимал, когда его закрепленный действует в своих интересах, а когда — в интересах государства. Вот сейчас — интересно, в чьих интересах сейчас он будет разговаривать с Ингушетией?— Срочно, по спутнику. Оттуда.
Откуда — было понятно и без слов.
— Переключай.