Гнев божий

– Мои люди этого не поймут, – злобно сказал Хекматьяр, – они слишком долго воевали с шурави и вскормленными ими шакалами-безбожниками, чтобы сейчас подчиниться им. Они ведут джихад, священную войну – а в джихаде нет места силам зла!

– Помнится, ты говорил, что торгуешь героином, потому что тоже ведешь джихад против шурави и желаешь, чтобы они травились белой смертью во имя Аллаха. Будь последователен в своих словах, чтобы у меня не пропало доверие к тебе.

– Пулю в бою можно получить не только в спину!

– Ты так ничего и не понял. За своих людей ответишь ты лично. И не только ты лично – но и твоя семья. Мне нет дела до того, какие слова ты скажешь своим людям. Итак: если твои люди вздумают сводить счеты с нашими гостями, знай, что мы всех их расстреляем, а тебя и всю твою семью отдадим в руки Юнуса Халеса. Ты понял меня?

Хекматьяр молчал. Одно время Халес и он возглавляли единую партию – Исламскую партию Афганистана, но потом разошлись из-за противоречий. Нет, не из-за противоречий как толковать Коран или как помочь своей многострадальной родине. Из-за противоречий, как делить поступающую гуманитарную помощь и доходы от наркоторговли. Потом люди Хекматьяра убили сына Халеса, и Халес на Коране поклялся жестоко отомстить, хотя это и не афишировал – шла война с шурави, и было совсем не до личной мести. Трудно даже представить, что может сделать Халес с ним и с его семьей, если они по милости пакистанской разведки попадут к нему в руки.

– Я вас понял, Аслам-муаллим. – Хекматьяр решил не обострять обстановку, – и сделаю в точности то, что вы мне прикажете.

– Это хорошо. То, что произошло сегодня, – это предупреждение всем вам. Если вы вздумаете выйти из повиновения нам – мы расстреляем вас как бешеных собак!

Капитан Алим Шариф вынырнул из бездны небытия в пакистанском военном госпитале в Равалпинди, три недели спустя. Пакистанские коммандос, повинуясь приказу своего начальника, отправили сюда всех раненых на вертолете, чтобы им оказали помощь. Капитан Шариф из всех был самым тяжелым – сказалось избиение, какое-то время врачи думали, что он не выживет. Но – выжил, выкарабкался, втащил свою телегу жизни и на эту гору.

Когда капитан Шариф пришел в себя – он повернул голову. Рядом с ним сидел человек в форме полковника пакистанской армии и читал газету. Он еще какое-то время читал ее, а потом поднял глаза и увидел, что раненый смотрит на него.

– Ты пришел в себя? – сказал полковник на пушту. – Это хорошо. Я долго ждал, пока ты придешь в себя.

Капитан Шариф понял, что про него знают все – не могут не знать. Оставалось только понять, что они от него хотят. Если душманы хотят его смерти – то эти, скорее всего, хотят, чтобы он предал революцию.

– Ты знаешь пушту, поэтому я говорю на твоем языке. Ты пуштун, но сражаешься за безбожников. Почему ты это делаешь?

Алим продолжал молчать.

– В твоей стране тебя приговорили к смерти. Хочешь прочитать об этом?

Полковник повернул газету – это была афганская газета, «Пейам».

– Как знаешь. Ты никому не нужен, кроме нас. Признаться, я восхищен твоим мужеством. Даже жаль, что это мужество никому сейчас не нужно. Если бы ты попал в руки людей Хекматьяра – они бы сделали из тебя тюльпан[100]. Или повесили бы. Но ты все равно пошел на нашу сторону.

Полковник помолчал.

– Я никогда этого не понимал. Я долго работал против вашей страны и даже был несколько раз в Кабуле. Каждый раз, когда я встречался с агентами – они первым делом требовали денег. Денег, денег, еще больше денег. Один раз я приехал в Кабул под видом дукандора, и у меня было столько денег, что они не помещались в карманах, я взял с собой небольшой мешок. И все равно мне этих денег не хватило. Особенно хотели денег ваши чиновники и генералы – они очень хотели денег, но и те, кто воюет за Аллаха, – они тоже хотели денег. Скажи, почему ты пошел на смерть?

Алим улыбнулся с чувством превосходства:

– Вам этого не понять.

– Ты напрасно так улыбаешься, ведь победил не ты, а я. Но я такой же офицер, как и ты. Ты когда-нибудь задумывался – а что будет после того, как закончится эта война? Кому будет нужна твоя страна – да и моя тоже?

Алим не отвечал – но слушал. Внимательно слушал.

– Никому. Они не будут нужны никому в этом мире. О нас просто забудут. Ты никогда не задумывался о том, как это плохо – быть забытым и никому не нужным?

Алим продолжал слушать.