Гнев Гефеста

«Щука» — самолет-лаборатория — тяжело и неохотно тронулась с места, подняла позади клубы пыли и, задрав остроносую морду, поплыла над полосой, оглушая всех своим могучим раскатистым голосом. Веденин, Грибов, Козловский и все, кто прибыл сюда для подготовки катапульты к испытанию, за исключением расчета КДП, молча смотрели ей вслед, пока она не спрятала шасси и не стала стремительно подниматься ввысь, на глазах «худея» и уменьшаясь в размерах. Когда она превратилась в точку, Веденин повернулся и зашагал к КДП, инженеры — к дежурному домику, где находился динамик, доносивший все переговоры руководителя полетов с экипажем самолета и испытателем. Лишь Измайлов направился в другую сторону — к вертолету, около которого по-командирски стояла «Пчелка»: врачу надо было отправляться на катер и вместе с мичманом Шубенко подобрать Арефьева в море.

На полпути к КДП Веденина остановил новый грозовой раскат — на взлет пошел истребитель контроля. Конструктор проводил и его взглядом и вдруг поймал себя на том, что чем-то недоволен: то ли не понравился тяжелый разбег «Щуки», то ли вид Измайлова, какой-то нерешительный, подавленный; задание лететь на вертолете к берегу и плыть на катере к месту приводнения Арефьева он, по глазам было видно, воспринял без энтузиазма и шел к вертолету медленно, неохотно.

Может, приболел? Ничего, потерпит. Работы ему особой не предвидится…

На КДП руководитель полетов уже отдавал команды:

— «Сто первый», вход в зону разрешаю.

— Понял, «Сто первый», — отозвался летчик. И спустя немного: — Зону занял. Выхожу на прямую для промера… Штурман рассчитывает ветер на высоте.

— Как «Альбатрос»? — спросил Веденин.

— Вызываю «Альбатроса», — нажал на кнопку микрофона руководитель полетов.

— «Альбатрос» на связи, — откликнулся Арефьев.

— Как самочувствие?

— Превосходное. Смотрю на пляж, и самому хочется быстрее окупнуться. Жаль только, что в скафандре.

— Не жалей, это тебе не июль. Вода четырнадцать градусов.

Через несколько минут с катера доложили: Измайлов прибыл; мичман Шубенко просил уточнить квадрат приводнения Арефьева.

— «Дельфин», я «Поляна», квадрат приводнения прежний — двадцать шесть — двадцать восемь, — сообщил руководитель полетов.

— «Дельфин» понял.

Наступило временное затишье: экипаж делал последний круг и выходил на боевой курс, на курс отстрела катапульты.

Веденин, едва заслышав деловые переговоры экипажа с руководителем полетов, тоже вошел в этот деловой ритм, и непонятное недовольство собою, сомнение в чем-то улетучились. Он спокойно следил за ходом работы, ожидая ответственного периода. И вот он приблизился. И тишина опять стала давить ему на мозги и сердце, вызывая сомнение, тревогу. Посерьезнело и лицо руководителя полетов. Даже хронометражист и тот будто замер в своем кресле и писал медленно, затаив дыхание, прислушиваясь к динамику.

У дежурного домика хождения тоже прекратились Инженеры стояли в кучке, подняв головы к динамику. Переживают все, понял Веденин. И за испытателя, и за исход испытания — ведь каждый из них вложил в катапульту неизмеримый громадный труд.

— «Сто первый» на боевом. Разрешите работу?

— Работу разрешаю.

Ведении представил себе, как сгруппировался, сосредоточился Арефьев, взялся за красные скобы.

— «Сто второй» исходное положение занял, приступил к работе. — Самолет-контролер включил киноаппаратуру.

— «Сто третий», нахожусь в квадрате двадцать шесть — двадцать восемь. Визуально наблюдаю «Сто первого» и «Сто второго». — Это экипаж вертолета.

Все идет по программе.

— Отстрел… Катапульта сработала нормально. — Снова пауза, пожалуй, самая длинная, самая томительная. — Кресло отделилось… — У Веденина гора с плеч свалилась. — Парашют раскрыт, система сработала нормально! — торжественно доложил командир «Щуки». — Работу с «Альбатросом» прекращаю.

— «Сто первому» выход из зоны разрешаю.

— «Сто второй», работу продолжаю, все в порядке, — напомнил о себе летчик самолета-контролера.

— «Сто третий», «Альбатроса» наблюдаю визуально. Все в порядке.

Пора было доложить Арефьеву, но он почему-то молчал.

— Запросите «Альбатроса», — не хватило выдержки у Веденина ждать. Тревога овладевала им все больше и давила на сердце, давила.

— «Альбатрос», вызываю на связь. — Руководитель полетов отвел в сторону микрофон, ожидая ответа. Но Арефьев молчал. — «Альбатроса» вызываю на связь, — повторил руководитель полетов. Тишина.

— Спросите, что наблюдает «Сто второй» и «Сто третий», — подсказал Веденин.

— «Сто второй» и «Сто третий», что с «Альбатросом»? Вы его слышите?

— «Сто второй» «Альбатроса» не слышит. Сейчас сделаю кружок, доложу.

— «Сто третий» «Альбатроса» тоже не слышит. Но вижу, снижается нормально. Все вроде в порядке.

— Какие-либо движения наблюдаете? — понял руководитель полетов причину беспокойства Веденина.

— Далековато. Сейчас подойду поближе.

— Я «Сто второй», прошел совсем рядом. «Альбатрос», по-моему, в порядке, руки на стропах, развернут по ветру.