Гнев Гефеста

— Да, товарищ маршал авиации, помню. Это для нас большая потеря, и я, разумеется, займусь расследованием. Только разрешите высказать некоторые соображения?

— Слушаю.

— Я считаю, целесообразнее послать вначале Петриченкова. А я завершу дело здесь. Пусть привыкнет к самостоятельности. Потом подлечу я. Так будет лучше…

— Что ж, не возражаю…

2

Петриченков улетел в тот же день, отобрав по своему усмотрению в помощники летчика-инспектора, подполковника Семиженова и инженера по специальному оборудованию подполковника Малинина, тоже сравнительно молодого и малоопытного офицера службы безопасности полетов, а чтобы не было обидно «старичкам», взял врача, полковника медицинской службы Мордуховича, которому было под шестьдесят и он дослуживал свою службу. «Мы сами с усами», — расценил такой выбор Гусаров, но перечить не стал: работать Петриченкову, и ему виднее, с кем лучше. Возможно, он и прав, надеясь только на себя и не желая, чтобы на него оказывали давление своим авторитетом те, кто не раз зарекомендовал себя в расследовании летных происшествий.

Петриченков улетел, а Гусаров склонился над документами. Тяга руля высоты — улика, разумеется, существенная. Но то, что она вылетела не от удара о землю, а в результате халатности авиаспециалистов, — еще доказать надо. И этот изгиб тяги… Он-то явно от удара о землю…

Сколько прошло времени от момента, когда самолет взмыл, и до удара о землю? Секунд пятнадцать-двадцать. Летчик, увлеченный пилотированием, мог и не успеть доложить на землю о случившемся: о том, что отказало управление. Но ведь он не такой уж желторотик, чтобы не среагировать, когда самолет полез вверх, не слушаясь ручки управления: у него имелся триммер руля высоты, которым он только что пользовался, создавая определенное давление на руку; он должен был, обязан крутнуть колесико от себя…

В какое время произошла катастрофа? В 18.12. А заход солнца? В 18.20. Значит, летчик заходил на посадку, как раз когда солнце било ему в глаза, — посадочный курс на этом аэродроме 272°.

Но и это еще не доказательство. А какая погода была в тот день? Ага, вот она, метеорологическая сводка. «18.00. Малооблачно. Перистые облака 2–3 балла, ветер юго-западный, 7–8 метров в секунду, видимость 10 километров».

Так. Значит, самолет сносило вправо и летчик создавал левый крен и держал курс градусов 260–265. На посадке он смотрел чуть влево, как раз против солнца. В такую ситуацию Гусаров попадал не раз и, несмотря на свой опыт, чувствовал себя довольно неуютно и напряженно. Один раз даже такого «козла» отхватил, что командир чуть было от полетов не отстранил…

Логичная версия. А какие доказательства?.. Их надо искать.

На первый раз надо сделать вот что… Гусаров снял трубку и набрал номер кабинета командира полка. Тот был еще на месте.

— Слушаю вас, товарищ генерал-майор.

— Запланируйте, пожалуйста, на завтра мне два полета по кругу на «элке» во второй половине дня.

Подполковника, видимо, удивила такая вводная, поскольку час назад Гусаров отдал приказ ни одну «элку» в полет не планировать, пока не будет тщательно проверена на каждом самолете система управления руля высоты и не будет дано заключение по тяге потерпевшего катастрофу. Наконец командир полка догадался, для какой цели полет, и ответил: «Есть!»

ТРЕВОГИ КОНСТРУКТОРА ВЕДЕНИНА

1

Где же, когда и в чем он допустил ошибку?

И он стал прокручивать в памяти все сначала, с того первого дня, когда принял решение на испытание «Супер-Фортуны».

2

Ясноград. Летно-испытательный центр. 16 сентября 1988 г.

Солнце било прямо в окно, на письменный стол, на котором Веденин разложил схемы, графики, расчеты последней проверки катапульты на стендах и с манекеном; яркое, не по-осеннему припекающее солнце, и Веденин встал, чтобы задернуть шторы. Подошел к окну, глянул по привычке на небо и не смог отвести глаз: чистое голубое небо, без конца и края, волнующее, зовущее. Как любил он вот такими погожими утрами кружить на вертолете в зоне или ходить по маршруту, отрабатывая технику пилотирования! Мечтал быть летчиком, а стал изобретателем. Что ж, каждому свое. Хотя грех ему жаловаться на судьбу — в тридцать два года он главный инженер средств спасения летно-испытательного центра, известный конструктор; многие завидуют ему, считают счастливчиком. Если бы они знали цену этого счастья…