Гнев и радость

— Ну да, потому что это рядом, — заметила она без выражения. — А твои предки чем занимались? — Выражение лица в этот момент у нее было какое-то странное, но он не мог понять, что оно означает, и ответил первое, что пришло в голову:

— Примерно тем же самым, что делали всегда. Большинство моих двоюродных братьев пытаются по возможности и сейчас заниматься тем же, чем их отцы.

— А чем занимался твой отец?

— Сначала был фермером, а потом пошел работать на химический завод. Его брат, муж тетушки Тин, обрабатывал колониальный сахар. Помнится, я любил, когда он приходил домой. Он был похож на марципан в сахарной пудре. Тетя Тин говорила, что он самый сладкий мужчина на свете.

— На нее это похоже, — сказала Джулия, улыбнувшись, хотя взгляд ее все еще был беспокойным.

Они уже подъезжали к озеру Морепа. Рей осторожно объезжал огромное водное пространство, освещенное желтыми огнями. Справа от него шел проток, который вел к озеру, названному в честь Де Поншартрена, морского министра Людовика XIV. Они пересекли мост, достаточно высокий для барж и больших рыболовных судов, и свернули к стоянке у ресторана «Миддендорф». Ресторан выглядел непритязательно и представлял собой длинное низкое здание с полосатым навесом и огромной желто-красной вывеской, чтобы привлечь туристов-янки, мчавшихся в Батон-Руж или Новый Орлеан. Он работал уже лет пятьдесят, готовя свежие блюда для рыбаков, местных жителей, приезжих новоорлеанцев без особых претензий и добрых старых парней из Луизианы и Миссисипи, приезжавших на футбольные матчи ЛСЮ и «Супердом», не говоря уже о сезонных туристах. Помещение было отделано деревянными панелями, на столах были скатерти. Когда Рей и Джулия вошли внутрь, там гудели голоса посетителей, пахло крабами, хлебом и арахисовым маслом. Их встретила улыбающаяся хозяйка и проводила к угловому столику. По пути Рей ответил на несколько приветствий старых знакомых. Сидели за столиками и некоторые члены съемочной группы, знавшие это местечко.

В меню ресторана были стейки, цыплята и даже гамбургеры, но главное — здесь был большой выбор устриц, вареных раков, креветок, камбалы и всяческих жареных рыб и рачков. В качестве гарнира подавали зеленые салаты, жареную картошку, шинкованую капусту и многое другое. Блюда были незамысловатыми, но обильными и вкусно приготовленными.

Рей заказал бутылку «Пуили-Фюисе» — хорошей, хотя и не знаменитой марки вина. Они стали разговаривать с Джулией о погоде; можно было выпить вина в ожидании, пока приготовят все остальное. Просмотрев меню, Рей заказал фирменное блюдо — филе зубатки, выращенной в пруду, жаренное до золотисто-коричневой корочки. А Джулия для надежности и чтобы попробовать всего понемногу — смесь из креветок, устриц, зубатки и фаршированных крабов. Когда официантка ушла, Рей наполнил бокалы и, облокотившись о спинку стула, спросил:

— Поговорим об этом или проигнорируем?

— То есть? — Она выпила вина. На дне ее бокала отражался бледно-золотистый отблеск настольной лампы. В тусклом свете, падавшем на ее лицо, оно казалось неестественно спокойным.

— Что-то ведь тебя беспокоит, и я хочу знать что.

Сначала Джулия хотела не отвечать, но, передумав, кивнула.

— Я слышала, что ты пользуешься репутацией «своего человека» в определенных кругах новоорлеанского общества. Как это возможно для коренного каджуна, прозванного «Болотной Крысой»?

Рей был готов к разговору, но только не к этому. Он считал его второстепенным. Сухо и несколько низким голосом, чем ему это хотелось, он спросил:

— Ты узнала это от Мадлин?

— Да, кое-что она мне рассказала.

— Она, вероятно, все преувеличивает.

— Но у тебя, кажется, есть квартира в Новом Орлеане? — Это прозвучало как обвинение.

— Да, есть.

— И очень хорошая, как я слышала. И еще итальянская спортивная машина, которая стоит столько, что на эти деньги несколько лет может безбедно прожить средняя семья.

— Мадлин очень информирована.

— И ещё свой самолет.

Он вздохнул, как бы подтверждая сказанное ею.

— А она отметила мою коллекцию картин старых мастеров и яхту на озере Поншартрен?

— Нет, но она упоминала о Креве и Комю.

— Я думаю, тебя уже не удивишь клубом «Мардигра»?

— Как уроженка Луизианы, я примерно знаю здешние социальные ценности. Это, прежде всего, хорошая родословная. У тебя была возможность рассказать о своих новоорлеанских родственных связях, так же как и о каджунских. Ты ничего не сказал об этом. Что ты скрываешь? Или ты боишься, что люди не будут любить тебя просто за твою собственную персону?

Он изучающе рассматривал ее лицо, пытаясь понять, происходит ли ее холодность от разочарования, плохого настроения или неудовлетворенного любопытства.

— Я мог бы все рассказать, но тогда Мадлин не о чем было бы поговорить с тобой.

— Я не шучу.

— Я тоже, — спокойно произнес Рей. — Я не говорил тебе об этом потому, что считал это незначительным. У меня нет привычки подходить к женщинам и говорить: эй, я богач, принятый в обществе.

— Да, это так. Но все же странно, что ты считаешь людей дураками.

Ее зеленые глаза явно выражали злость. Он попробовал ослабить ее напор.