Рокудзо. Я думаю все-таки, что нас должны вернуть домой. В нашем полку половина людей перебита. Нельзя так.
Рокудзо. Значит, мало того, что мы с китайцами воюем, мы еще и между собой деремся? За что же мы умираем?
Сиро. За императора! Мало тебе об этом говорили? Спроси у унтера, он тебе еще раз скажет.
В это время в палатку вошел унтер Симидзу. Солдаты сразу замолчали.
— Чем заняты? — спросил унтер у солдат.
— Скоро ли будет мир, и когда нас домой отправят, господин унтер? — спросил солдат Сиро.
— Не могу знать. Сегодня идете в ночной дозор по городу все четверо.
Сказав это, унтер повернулся и ушел.
Ота. Вот сволочь, душегуб! Когда же это кончится? Я не хочу умирать!
Сиро. Кончится, когда мы сами возьмемся за дело, — вот когда. Подумайте, подумайте хорошенько. Рокудзо правильно сказал: если солдаты не захотят воевать, война кончится. Но все солдаты должны сразу отказаться от войны, только тогда мы выиграем. Я так думаю…
Больше солдаты ни о чем не говорили. Вот какие у них настроения! Я написал полковнику подробный рапорт. Надо принять экстренные меры. Это бунт.
Мы следуем длинной автомобильной колонной, сто шесть грузовиков. Движемся медленно, все время исправляя дорогу. Держим направление на Юаньпин. Это маленький городок на западе провинции Шаньси. Высшее командование приказало взять его во что бы то ни стало. Нашему полку приказано остаться там гарнизоном.
Сиракава попрежнему молчалив. Вчера ночью он сказал мне, что мечтает о Токио, видит его во сне. Рана на руке у него зажила. Он рассказал мне, что в восьмой дивизии коммунисты распропагандировали целый батальон. Но, к счастью, их выловили и расстреляли…
Ночью партизаны оторвали хвост нашей колонны. Уничтожили тринадцать грузовиков с солдатами. Они забрасывают нас гранатами. Они внезапно налетают и мгновенно рассеиваются. Интересно, где сейчас генерал Маеда (из военного министерства), воюет ли он тоже?
Из-за нападения партизан мы задерживаемся на весь день: надо сжечь трупы павших. Опять мы маршируем вместе с мертвецами, несем их урны в руках…
Мы медленно движемся вперед. День сегодня прошел спокойно. Рядом с нами урны с прахом павших… Это очень нервирует солдат. Да и мы, офицеры, не можем не думать все время о тех, кто уже убит, прах которых находится с нами. Прямо какой-то дьявольский марш мертвецов! Где-то я читал об этом. Да, вспомнил, — это в поэме Ногуци Нейсай:
«Мертвецы маршем возвращаются на родину…».
Стоим уже сутки недалеко от города, ждем подкреплений. Китайцы устраивают вылазки. У нас уже значительные потери. Завтра должны подойти танки.
Идет жестокий бой. В дело брошены свежие подкрепления вместе с танками. Подошли к самому городу. Вновь прибывшие части получили по две чашки саке для укрепления духа. Помнится, еще генерал Ноги перед штурмом Порт-Артура выдал своим солдатам из отряда «Белых Тасуки»[42] изрядное количество саке. Это совершенно правильно: подвыпивший солдат меньше думает о себе и больше злобится на противника.
Сейчас передышка. Мой взвод, как пострадавший, отведен в тыл для отдыха.
Надо признаться, китайцы научились драться. И все-таки у них с вооружением очень плохо, — как видно, не-хватает. Мы отбили у них одно орудие. Оно оказалось нашим. Значит, еще до этого они отбили его у какой-нибудь нашей части. Безобразие!
Из-за этого паршивого города наши войска ожесточенно дрались пять дней. Только сегодня нам удалось взять его. Теперь отдохнем.
Интересно, о чем думает Сиракава, какое у него настроение?