Гнев истинной валькирии

Джастин хотел сказать еще что-то, но слова застряли в горле. Лусиан как-то сказал, что он способен уговорить кого угодно на что угодно. А вот сейчас он стоял и не знал, что сказать. Он даже не знал, способен ли заслужить ее прощение. Она села в машину, а он остался посреди мокрой лужайки, с кинжалом в одной руке и с гривной в другой. Автомобиль скрылся из виду. Когда у него достало сил двинуться, он посмотрел на зажатое в руке оружие.

«Предупреждая возможные вопросы, – заметил Гораций. – Нет, мы не знали, что Гераки послал ей кинжал».

«Это дар Фрейи?» – спросил Джастин, вспоминая, что привиделось ему тогда в Аркадии.

Ответил Магнус:

«Скорее всего, да. Гераки не прислал бы подарок не от союзника. Гривна не изменила свой облик у тебя в руках, значит, вы служите богам одного пантеона. К тому же Фрейя больше всего подходит по описанию на ту богиню, с которой общается Мэй».

«Общалась, – поправил его Джастин. – Мэй ни с кем больше общаться не желает, ты же слышал».

И ему на память пришли слова Мэй: «Я им не сдамся. И ты не сдавайся! И я бы на твоем месте уволилась и пошла бы снова в преподаватели. Чем угодно бы занялась – только не этим». Он шел к дому и все вспоминал их…

Возможно, она права. Тут в нем вскипел гнев: почему он должен терпеть все это? Зачем боги взяли и сломали ему жизнь? Что за игра такая? А может, тут не только боги виноваты? Если приглядеться, все пошло прахом из-за одного мерзавца, который прикрылся личиной и обманул Мэй. И чем больше Джастин думал об этом, тем сильнее хотелось отомстить таинственному насильнику, выместить на нем боль и ярость.

Синтия хотела что-то сказать, но он проскочил мимо, влетел в свою комнату и с грохотом захлопнул за собой дверь.

«Так, – сказал он воронам. – Ну-ка пригласите к телефону своего хозяина. Если он хочет меня получить – я к его услугам. Мэй не пожелала быть призом в сделке, но это не важно. Я хочу отыскать того, кто это сделал. Если Один может помочь мне, я присягну ему на верность и стану его жрецом».

Сделав торжественное заявление, Джастин почувствовал облегчение. И прислушался к воронам – а они-то как отреагируют. Он ждал чего угодно: радости, недоверия, самодовольства. А вместо этого они… замялись.

«Вот оно что… Знаешь, а в этом уже нет необходимости», – отозвался Магнус.

«Мы как раз хотели поговорить с тобой об этом, но прошлой ночью все так завертелось. В общем, мы подумали, что надо подождать и сказать тебе, когда выдастся спокойная минутка», – добавил Гораций.

Джастин резко сел на кровати. Что еще за хождения вокруг да около? И ведь даже в глаза этим птичкам не глянешь…

«Что сказать?»

Дальше последовало неловкое молчание, словно ни один ворон не решался заговорить первым.

«Дело сделано, – наконец сообщил Магнус. – Ты принадлежишь нашему богу. Ты уже заключил с ним сделку».

«Что такое? – возмутился Джастин. – Ничего подобного! Я прекрасно помню, о чем мы договаривались – каждое слово! Я должен был взять Мэй на ложе и потребовать ее для себя! Потом клятва верности! И, господа, на случай если вы не следили за подробностями моей бурной личной жизни, этих двух вещей – ложа и требования – я активно избегал!»

«Все равно, – вздохнул Магнус, – именно это ты вчера и сделал».

Джастин возмутился:

«Да неужели? Может, я что-то позабыл?»

«Ты ведь не забыл, как Мэй легла с тобой в постель, а ты признался ей в любви и сказал, что она – единственная и больше никто тебе не нужен. То есть потребовал для себя», – пояснил Гораций.

«Ну а секс? Секса-то не было!» – еще сильнее возмутился Джастин.

«Кто тебе сказал, что должен быть секс? – подивился Гораций. – Это ты у нас рассуждал о том, что «потребовать для себя» и «взять на ложе» – старинные обороты речи, подразумевающие физическое соитие, но это всегда оставалось лишь твоей интерпретацией. А ведь слова можно понимать по-разному. Как – ты прекрасно показал прошлой ночью, когда назвал Мэй своей единственной и неповторимой».

«Я такого не говорил!» – Джастин до сих пор не мог поверить, что все происходит здесь и сейчас и с ним.

«Какая разница! Главное, что ты можешь заявить свои права на человека разными способами, в том числе сказать, что ты у меня такая одна и другой такой нет, – добавил Гораций, – можешь считать меня неисправимым романтиком, но я считаю, что подобное признание – это гораздо более галантный способ «потребовать для себя», чем секс».

«Но Один не объяснил, что под этим подразумевается! – никак не мог успокоиться Джастин. – Вы меня обманули! Надули! Слово подменили!»

«А ты его спрашивал, что под этим подразумевается? Нет, – заявил Магнус. – К тому же разве не ты сыграл точно такую же шутку с Одином, когда избежал клятвы в тот раз? Ты занимался с ней любовью, а от заключения договора отвертелся!»

«Да, я занимался с ней любовью первый и, судя по всему, последний раз, – мрачно проговорил Джастин. – Это нечестно».