Гнев Новороссии

На пеньке жадно курил капитан Максименко, казалось, он и не чувствовал промозглой сырости осеннего утра… А может быть, вечера?

– Который час? – поинтересовался Новиков у часового.

– Шестнадцать двадцать.

Значит, все-таки вечера…

Из подвала выбрались Юрий Гаврилович Авраимов и капитан Асмолов. На окружающую действительность они смотрели с искренним интересом, словно дети. После всех оттенков красного, белизны стерильных простыней, хромированного блеска инструментов даже ненастный осенний вечер казался верхом разнообразия. Неправда, что осень уныла, она наполнена красками: багрянец и яркое золото, зелень и охра. Пронзительная синь неба в разрывах облаков.

– Мужики, сейчас всем – глюкозу внутривенно и реамберин с витаминным коктейлем капельно. Нужно восстановить силы, это приказ, – сипло проговорил подполковник Авраимов и закашлялся. – И на боковую…

* * *

Костя проспал десять часов подряд и проснулся с диким голодом. Умывшись, старший лейтенант направился к полевой кухне. Котелок супа, миска гречневой каши с тушенкой и крепкий сладкий чай придали ему силы. После чего военврач зашел в послеоперационную палату интенсивной терапии. Раненые, прооперированные вчера, были стабильны.

– Ирочка, пойди поспи, ты же на ногах больше всех нас провела! – военврач чмокнул в щечку анестезиолога-реаниматолога.

– Спасибо, Костя, я только что проснулась, – улыбнулась молодая женщина.

Новиков просмотрел динамику жизненных показателей прооперированных им раненых: пока все нормально, но кто знает…

Бой утих, только изредка слышались пулеметные очереди и глухие взрывы. На соседней улице взвыла сиреной пожарная машина. Огнеборцы тушили пламя, ополченцы растаскивали руины и засыпали воронки от гаубичных снарядов и тяжелых минометных мин. На баррикадах дежурили вооруженные караулы. Мимо по улице проехала боевая машина десанта, на обочине солдаты МЧС России в оранжевых беретах и волонтеры раздавали оставшимся местным жителям хлеб. Словом, шла обычная жизнь несломленного города-крепости.

Костя поправил кобуру с тяжелым «стечкиным» и пошел в свой подвал. С некоторых пор, когда «справедливые укры» стали разносить Славянск «Градами» и шестидюймовыми гаубицами, практически все защитники «Донбасского Сталинграда» были вынуждены переселиться в подвалы, блиндажи и землянки, чтобы не очутиться еще глубже. Город опутали траншеи и ходы сообщений, но стало хуже и с санитарно-эпидемиологической обстановкой, сейчас санврачи прилагали огромные усилия, чтобы не полыхнули инфекции.

И, тем не менее, здесь все еще жили люди! Но теперь ополченцы-«стрелковцы» всех сделали военнообязанными. И не только людей: собаки охраняли город от диверсионных групп карателей с трезубцами на рукавах черной формы. А кошки охотились на серых диверсантов – мышей и крыс.

У Кости было сейчас достаточно времени, спать не хотелось, и военврач хотел скоротать несколько часов за книгой. Война скучна и однообразна, литература помогала старшему лейтенанту Новикову сгладить ужасы войны. Время для этого выпадало редко, и молодой военврач из Санкт-Петербурга ценил каждую минуту.

От чтения Константина Новикова отвлекла самая распространенная в Славянске причина: артобстрел. Военврач отложил книгу и тяжело вздохнул: снова бандеровские каратели слали «Славянску и миру» горе, слезы и войну.

* * *

В предоперационной уже собрались хирурги и медсестры. Предстояла еще одна бессрочная смена, и кто знает, хватит ли на этот раз военврачам знаний и опыта, а раненым – жизненных сил, чтобы удержаться на этом свете. Переступив через черту, где начиналась стерильная зона, Константин Новиков внутренне сосредоточился, как и все остальные.

Начали поступать первые раненые, Костя взял себе проникающее в грудную клетку – вся плевральная полость была заполнена кровью. Новиков дренировал рану, остановил кровотечение и извлек деформированный кусочек свинца. Он со звоном упал в эмалированную почечницу.

– Сестра, тампон… Нить 0,3… зажим, изогнутую иглу и иглодержатель. Шьем, аккуратно и осторожно.

Константин Новиков работал максимально быстро и расчетливо, секунды утекали каплями крови, ритмичным стуком аппаратов искусственной вентиляции легких, ломаными линиями на кардиомониторах.

Но иногда всего мастерства хирургов не хватало, чтобы спасти раненого. Страшно, когда зрачок расплывается во всю радужку, раскрытое для прямого массажа сердце становится вялым, как кусок говядины для бифштекса, теряет тонус. Легкие опадают в последнем выдохе, протяжно и тоскливо пищит сигнал кардиомонитора, на котором – прямая линия. Фибрилляция.

– Время смерти… – Константин Новиков отворачивается от операционного стола, сдирая окровавленные перчатки.

Опустошенность и отчаяние: я не смог!.. Но ведь можно было еще что-нибудь сделать?!

Но нужно собраться, взять себя в руки, а в руки – скальпель. И снова кромсать плоть, причинять боль ради призрачного шанса на жизнь. «Divinum opus sedare dolorem» – «Божественное дело – успокаивать боль». Однако за возвышенной латынью стоит труд хирурга, равных которому – нет.

– Давайте следующего.