Гнев Севера

Я знал об этом. Я видел. И я сказал об этом людям. Сказал, что пришлые съедят нас, как съели широколицых.

Люди меня слушали и соглашались, но вождь решил, что я не прав. Я мог бы его убить, ведь я молод и быстр, а у него волосы цветом как загривок матерого медведя и лицо в морщинах. Но вождь заботился обо мне, когда дикая свинья прокусила мне ногу. Он лечил меня травами, снадобьями и колдовством, пока я не поправился. Он был мудр, наш вождь, и знал многое. И наверняка знал, что надо уходить. Но он также знал, что сам не уйдет далеко, потому что его колени больше не годятся для долгого бега. И он решил остаться.

А потом мелкие псы пришлых нашли наше стойбище.

И мы ушли. Те, кто сейчас со мной.

Псы пришлых не побежали по нашему следу, потому что по нему шли волки, для которых псы — лакомство.

Псы не побежали, но в псах не было нужды. Не увидеть след, оставленный двумя десятками человек, из которых большая часть — не охотники, смогла бы даже женщина.

Я мог бы его запутать. Это была моя земля, и я знал тут каждый камень и каждый ручеек.

Но я знал две вещи.

Первая: пришлые не отстанут. Они будут искать нас, пока не найдут.

Вторая: женщинам и детям никогда не спрятаться от охотников.

Я мог бы бросить их всех и уйти. Я мог бы сделать это. Но человек без племени как муравей без муравейника. Я сумею и добыть еду, и защитить себя от хищников. Но кто защитит меня от пустоты в груди?

Нет, я их не брошу, а значит, кто-то обязательно будет съеден. Или мы, или чужаки. Пришлые уверены, что убьют нас и заберут наших женщин. Один на один я убил бы любого из них. Даже двоих убил бы. Но пришлых много. Они настолько же сильнее нас, насколько волосатый носорог сильнее охотника. И, как носорог, они настолько уверены в своей силе, что нападут без раздумий. И это хорошо. Потому что я не только говорящий с волками. Я так же умен, как самые умные женщины широколицых. Нет, я умнее, потому что похоть не мешает мне думать. И потому я не буду съеден, как широколицые. И как те, кто не пошел за мной. И так же, как эти пришлые с темной кожей, я не успокоюсь, пока все их мужчины не станут пищей. Это моя земля. Чужим здесь не место.

Когда я проснулся, во мне кипела радость. Та радость, которую я испытывал, глядя, как гибнут мои враги. Я помнил, как впитывал их ужас, наслаждался грохотом камнепада, а особенно — когда удары были не звонкими, а глухими. Я жалел, что не слышу, как дробятся кости пришлых. Но их вопли взбудоражили меня так, что нестерпимо захотелось женщину. Кровь широколицых бурлила во мне. Но я был сильнее ее. Я не спешу. Я дождусь, когда скатится последний валун. А потом спущусь и проверю, все ли чужие стали мясом. А женщины у меня будут позже. Когда захочу и сколько захочу. И насытившись ими и мясом врагов, я лягу у огня и стану думать, как убить всех чужаков…