Николай потом день ходил сам не свой, пытался что-то придумать в рифму, чтобы мужику стало легче хоть так. Ничего не вышло. Он чувствовал, что сам может сорваться. Но тогда отряд увлеченно выслеживал бывшего народного депутата, сбежавшего в эти края и затихарившегося, – и ему было чем заняться, даже вне выполнения прямых своих обязанностей. Депутата они ловили долго, упорно, напряженно, почти не отвлекаясь. Раскручивая одиночный «стук» на всю местную агентуру, не жалея ни ног, ни мозгов. Питерский депутат, дорогой, хороший. Он был не первый, и все очень надеялись, что не последний на счету отряда. Так в годы Великой Отечественной гвардейские истребительные авиаполки мерились: у кого на счету больше обладателей «Рыцарских крестов» сбитыми. Сволочь взяли на классическую «медовую ловушку»: как ни странно, это сработало. Сняли с девушки, буквально немного опоздав и разъярившись от этого еще больше. Допросили сначала на месте, быстренько – убедились, что ошибки нет. Отвели на одну из нечасто используемых точек, прячущихся среди хозпостроек давно забитого рыночной экономикой колхоза или совхоза, все лето кормившего их со своих полей. Допросили уже не торопясь, меняясь. Какой скополамин, что вы, зачем? Перочинный ножик, убедительный голос и сколько-то часов времени заменяют его в высшей степени эффективно! Уже через первые три-четыре минуты тесного общения бывший народный избранник бросил отрицания и перешел в описании сумм выкупа за свою драгоценную жизнь на семизначные цифры. Через десять минут назвал уже не только счета, но и пароли в нескольких европейских банках. Через пятнадцать или чуть больше – имена людей, которые «курировали» его последние два года. Представителей посольств, помощников руководителей нескольких некоммерческих организаций и общественных фондов. Пара названий была на слуху, еще одно или два – не особо. «Северо-Западный региональный фонд “За демократию”» – это что? «Международное деловое партнерство “Просвещение”» – чем оно занималось, кроме раздачи грантов некоторым представителям недемократичного и непросвещенного русского народа? Визжащий и рыдающий депутат рассказывал вещи, неплохо известные всем «в общем», но мало кому известные в деталях. Ему не обещали ничего, но из него буквально перла информация. Настолько ценный ее источник оказалось действительно жалко убивать, так что поведение уже давно обмочившего и испачкавшего штаны человека было, в общем-то, совершенно правильным. Его перестали мучить, напоили, сказали что-то успокаивающее. Поменяли карту памяти в дешевой фотокамере-«мыльнице», поставленной в видеорежим. Продолжили. И так несколько раз, пока этот человек… почти всю сознательную жизнь продававший своих земляков за обеспечивающие ему комфорт и уют деньги… Пока он не иссяк. Пока не превратился в то, что вызывало уже не только гнев, но уже и омерзение. Жалости к нему у бойцов не возникло.
Почти ничего не соображающего, пускающего слюни мужчину, не способного уже даже говорить, повесили на перроне железнодорожной станции Платформа 184 км. Не пожалели нескольких часов на пеший марш, со всеми «коленами» и финтами. Повесили как положено, за шею, с соответствующей табличкой на груди, объясняющей, кто это и за что. Спокойно и деловито: не то чтобы при стечении народа, но кто-то из местных был, смотрел. Дипломированный доктор Ляхин привычно констатировал смерть, подписал протокол приведения приговора в исполнение. Трибунала у них, разумеется, не было – чай, не мотострелковый корпус. В отряде имелся Особый отдел, вот он бумаги, не торопясь, и оформил. Как уже сказано, не в первый раз, и все надеялись, что не в последний.
– Готовность…
Шепот пробежал по редкой цепочке бойцов «разведвзвода и усиления», как электрический разряд. Николай машинально наклонил голову набок, проверяя положение предохранителя. Привычно прогрел связки правой кисти несколькими простыми движениями. Этому его научила девочка Вика, первый и пока самый успешный снайпер отряда. Пошедшая на войну если не со школьной, то, во всяком случае, с институтской скамьи и неожиданно проявившая такой несомненный талант к снайперскому делу, что взрослые вояки удивленно качали головами.
– Тишина всем.
Хрен – тишина. Едва привыкшая к ним за эти часы розовошеяя лесная птица орала и надрывалась над самыми головами, будто они пришли ее птенцов на гриль забирать. Слава богу, моторы в «Хамви» досмотровой группы рычали на грунтовой дороге так, что тут попугая ару не расслышишь, не то что нормального клинтуха. Дозор шел парой, с хорошим интервалом между машинами, как положено. Группой они могли гарантированно уделать одну машину, но точно не обе одновременно. Отучили уже гостей выпендриваться, как на параде. Кровью отучили: и их собственной, и своей, это уж как водится.