Гневное небо Испании

Земля, поля, деревья, леса, дома… Простые, ясные слова и понятия, а все-таки не Россия. Не как в России. Красота российских просторов, щедрость русской земли не сравнимы ни с чем.

В Париж мы прибыли вечером.

Город словно потонул в море цветных электрических реклам. Потоки автомобилей на улицах двигались так медленно, что пешеходу не составляло труда обогнать их. На тротуарах было такое обилие людей, что невольно вспоминались довольно шумные российские толкучие рынки, где одежду продавали с плеча, а равно и ботинки и торговали всяким хламом вроде испорченных замков, гнутых гвоздей и поломанных канделябров. Но тут, в Париже, по тротуарам слонялась разодетая, расфуфыренная толпа, начиная от солидных господ и дам до проституток и сутенеров.

Тогда в Париже проходила Всемирная промышленная выставка. Туристов из разных стран света толклось на улицах, пожалуй, больше, чем французов. Государственные мужи, коммерсанты и подонки всей Европы наводнили столицу Франции. Этих господ вряд ли интересовали судьбы республиканской Испании, разве только с той стороны, что они испытывали желание: пусть «заваруха» за близкими Пиренеями закончится победой мятежников — и тогда можно будет развлекаться в Сан-Себастьяне, чмокать губами в замке Алькасар в Толедо и по-бараньи глазеть на шедевры Эль Греко, Веласкеса и Гойи в Мадридском Прадо.

С настоящей трудовой Францией, имеющей славные революционные традиции, нам еще предстояло встретиться.

После короткой прогулки мы расстались с группой ленинградских летчиков. Ивана Девотченко и его товарищей разместили в другом отеле. Заняв номера в гостинице, ребята собрались у меня. Любопытство брало свое. Мы смотрели на ночной Париж, на его море пляшущих огней. Пытались угадать здания, о которых так много читали. Ведь о Париже — об Эйфелевой башне, Нотр-Дам, Пантеоне, Монмартре — написано, видимо, больше, чем о каком-либо другом городе на земле.

Но нам удалось отыскать взглядом лишь иллюминированную пику Эйфелевой башни. Мы были взбудоражены новой незнакомой и малопонятной нам обстановкой. Спать не хотелось. Вышли прогуляться в районе отеля. А чтоб не заблудиться, подмечали характерные ориентиры. Профессия летчика брала свое.

Потом снова собрались у меня в номере. Шумящий и сверкающий за окнами Париж будто отодвинулся на сотни километров. Мы гадали, скоро ли попадем в Испанию. До ее границы, по российским понятиям, что называется, рукой подать. Все равно, что от Курска или Воронежа до Москвы. Чепуха. Пешком дойти можно. Однако этот короткий путь, который осталось проделать, был в то же время самым трудным и сложным участком.

Уже за полночь, наговорившись вдоволь, ребята разошлись по номерам.

Едва позавтракали, как за мной пришли из нашею посольства. Вызывал наш военный атташе Васильченко. Он встречает меня в комфортабельном кабинете. Жмем друг другу руки. Я ожидал услышать, когда и каким образом нам предстоит переправиться через французскую границу. Васильченко попросил меня присесть, вынул из стола пачку купюр.

— Гусев, получите деньги на всю группу.

— Когда поезд?

— Поезд? — не понял Васильченко.

— Ну, поезд к границе.

— Вот о чем… Отдыхайте… Отдыхайте, осмотрите Париж. Побывайте на Всемирной промышленной выставке. Другого такого случая может и не представиться. Через два дня зайдете ко мне. Может быть, кое-что прояснится.

Глядя в пол, я кивал головой.

— Учтите! Старайтесь по одному не ходить. Держитесь по три-четыре человека. Возможны провокации. Ну, желаю вам хорошо провести время. Будьте здоровы.

На этом мы и расстались.

В отеле я застал летчиков возбужденными. Посмотрев на разгоряченных ребят, я сказал, словно облив их ушатом холодной воды:

— Будем пока отдыхать. Осматривать достопримечательности Парижа. — И, отсчитывая деньги, добавил: — Дебаты разрешаются на одну тему: с чего начнем осмотр и что будем делать потом.

В номере стало тихо. За окном шелестели шины проезжавших автомобилей.

Дебаты на тему «Осмотр достопримечательностей» разгорались. Кто-то предложил: «Стена Коммунаров! Кладбище Пер-Лашез!» Летчики подтянулись, стали строже. Каждый из нас не раз смотрел новый тогда фильм «Трубка коммунара», поставленный по новелле Ильи Эренбурга. В фильме рассказывалось о днях Парижской Коммуны, о героизме и отваге коммунаров и зверствах буржуазии. В последних кадрах, если мне не изменяет память, как раз и показана Стена Коммунаров на кладбище Пер-Лашез, стена, у которой были расстреляны сотни прекраснейших людей, сражавшихся за свободу французского народа и счастье человечества.

Потом отработали задание на остаток дня и на завтра.

— Ребята, а как же мы разговаривать будем?

— С кем?

— С парижанами.

Переглянулись. Пожали плечами. Действительно, как? Выручил Иван Панфилов:

— Постойте, братцы! Я где-то, черт его знает, не помню… Так вот, я читал, будто в Париже, значит, больше половины водителей такси — русские эмигранты или их дети. Пехом топать ни к чему — время терять.

— Иван, ты голова!

Засунув по-наполеоновски руку за борт пиджака, Панфилов подмигнул:

— Все гениальное — просто. Тронулись.