Гнездо для стрекозы

Проходя мимо Коры, Эдита Павловна подала ей знак, так что в столовой нас оказалось пятеро.

Семен Германович сидел за столом и жадно пил воду из стакана, Бриль стоял рядом и цепко следил за «пациентом». Увидев нас, Лев Александрович отошел к окну и отвернулся, давая понять, что мешать не станет, но и не уйдет. На всякий случай.

– Объяснитесь, – прошипела Эдита Павловна, превратившись в кобру.

– Ваша раскрасавица дочь, – Семен Германович ткнул пальцем в сторону Коры, – мне давным-давно изменяет! Воспитали подарочек! – Дядя вытер рукавом рот и скривился. – Пусть все знают, мне плевать, какая она дря…

– Молчать! – взревела Эдита Павловна, и мне показалось, что из нее посыпались настоящие молнии. Большие и маленькие. Желтые и оранжевые. – Я разберусь с вами после. А сейчас… – Она медленно подняла голову. – Этого не было. Ясно? Этого не было! Умойтесь, – ее тон теперь напоминал осколок льда (такой же ледяной и острый), – приведите себя в порядок и идите танцевать. Ты – Кора, и вы – Семен Германович. Танцевать! Оба! Ровно через пять минут я хочу видеть это. И чтобы на ваших лицах сияло счастье. И чтобы вы улыбались!

Через пять минут мы действительно увидели, как они танцуют. Улыбаться у Семена Германовича не очень получалось, но Кора справилась с ролью на отлично. Тетя вроде даже радовалась случившемуся – теперь все знали или подозревали, что у нее есть молодой мужчина и ради нее разгораются вот такие страсти.

– Хорошо, – торжественно резюмировала Эдита Павловна, цепко наблюдая за дочерью и зятем. – Очень хорошо.

«Кошмар», – подумала я и стала продвигаться в сторону Симки.

– Твоя бабушка монстр, честное слово, монстр, – сообщила она, как только я подошла. – Это же она заставила их танцевать, да? Если ты надумаешь когда-нибудь сбежать, то всегда помни, двери моего дома для тебя открыты. – Симка хихикнула, обмахнулась салфеткой и протянула мне блюдце. – Ешь, вроде сахар успокаивающе действует на нервы, я слопала три мармеладины, и мне полегчало. Папа за мной приедет через десять минут, до чего же обидно…

Симка сморщила нос и изобразила на лице великое страдание.

К часу ночи гостей осталось совсем мало, танцевали только Нина Филипповна и Бриль. Я сидела за столом около колонны, подперев щеку кулаком, и завороженно смотрела на них, отдавая дань смелости, предвкушая еще один скандал в доме Ланье. Можно было не сомневаться, он последует – Эдита Павловна стояла на втором этаже, положив правую руку на гладкие перила, и тоже смотрела на Нину Филипповну и Бриля…

– Только не сегодня, пожалуйста, не сегодня, – прошептала я, тихо вздыхая.

Счастье моей тети вряд ли получилось бы измерить, оно охватывало годы и расстояния, строчки в дневнике, мимолетные взгляды, отчаянную надежду и веру в здоровущего, необыкновенного Льва Александровича Бриля. И в светлое завтра. Обязательно.

Передо мной лежал мобильный телефон, я изредка смотрела на него и перебирала в памяти события прошедшего дня.

Усталость навалилась на плечи. Как только бабушка покинула свой пост и ушла в спальню, я стала подниматься наверх. На третий этаж. Я очень надеялась, что Тим еще ждет меня, я желала его объятий, хотела его целовать, и пусть он целует меня. Много раз. Сто тысяч раз!

Это как будто ты плывешь долго, бесконечно долго, и вдруг – берег… Это как идти зимой по бескрайнему полю: колючий снег в лицо, и вдруг – маленький дом…

– Да, – прошептала я и выпрямилась. Зал был пуст, Нина Филипповна и Лев Александрович исчезли, словно растворились в воздухе.

* * *

Поворачивая ручку двери, я чувствовала себя усталым путником, прошагавшим пол-Земли…

Тим лежал на кровати в одежде. На спине, заложив руки за голову. Свет настольной лампы падал на него, и я увидела, что он не спит.

– Еще пять минут, и я бы выпил твое шампанское, – сказал Тим, садясь.

– И съел яблоки?

– Обязательно.

– Я бы никогда не простила тебя за это, – ответила я, подошла ближе и тут же утонула в его объятиях. Как и мечтала.

Тим долго смотрел на меня, а затем уложил на подушку и начал целовать осторожно и нежно. Я подтянула ноги и почувствовала, как ткань платья съехала к животу. Теплая широкая ладонь Тима коснулась моей коленки, задержалась, а потом стала подниматься вверх. Я расслабилась, задышала ровнее, забыла почти обо всем… Почти, потому что какое-то одно неопознанное острое чувство дернулось пару раз во мне и затихло, пронеслись в голове фразы, заныло в груди, и где-то в дальнем углу сознания раздался ритм вальса: «раз, два, три – раз, два, три – раз, два, три».

Я хотела любви, я нуждалась именно в этом чувстве, и оно окутывало мое тело, прогоняло плохое и притягивало хорошее.

– Почему же ты так долго не шла, – услышала я тихий голос Тима. Он не спросил, а просто сказал.

– Не знаю, – ответила я, касаясь его щеки. – Я не уйду.

– Это хорошо, потому что мне было бы трудно тебя отпустить.

– Очень?

– Практически невозможно.