– Какой ужас… Это жизнь животных. Если человек тебе не подходит, не устраивает тебя в чем-то – так уйди от него. Разведись. Но жить годами в этом дерьме… Да, дерьме! Именно так, я другого слова и не подберу для всего этого безобразия!
– Я пыталась уйти, – спокойно продолжила мать. – Несколько раз уходила. А он меня возвращал. И только хуже потом становилось. Ты помнишь, как мы с тобой к двоюродной тетке собрались ехать? Это я тогда в первый раз решила сбежать…
– Что? – Смутные, детские еще воспоминания пронеслись в голове у Киры – быстрые сборы, тяжелый чемодан в руках у мамы, рюкзак с куклой у Киры. Бегут куда-то, Кира спотыкается, мать нервничает, все время бормочет – «скорее, скорее!». Чужой дом. Чужие люди. Потом появляется отец, уводит за собой мать. Мать появляется через неделю – какая-то другая, потухшая. Вместе возвращаются домой…
– Помнишь, да? Я тебе многое не говорила, старалась оградить, – продолжила мать. – Муж меня вычислил, поймал. Наказал сильно, я, помню, еле ходила.
– О господи…
– Я еще несколько раз пыталась сбежать. После того, как ты уехала в Москву. Но он всегда меня возвращал. Всегда. У нас ведь не такой большой город, а Игорь в органах работает, и у него всегда все под контролем. Железнодорожный вокзал, автовокзал. Все таксисты и частники. Игоря боятся и уважают, он – представитель власти. Я пыталась уехать из города, но… Всегда находился человек, который звонил Игорю и сообщал – видели твою жену там-то и там-то, пытается купить билет на поезд. Ну, и все в таком роде…
– Негодяи… – пробормотала Кира. – Как они могли, люди эти! Зачем они доносили? Зачем?
– Я на них зла не держу. Люди-то не виноваты. Их отец попросил – ну, они и выполняют просьбу.
– Зачем?! – исступленно повторила Кира. – Видят же – несчастная женщина, доведенная до отчаяния, пытается сбежать от изверга-мужа!
– Нет. Нет… Люди почему-то видят другое, – покачала мать головой, задумчиво улыбаясь. – Они видят заботливого мужа, который не в состоянии отпустить жену. Она – дура и истеричка, счастья своего не понимает, а он ее любит до безумия, хочет сохранить семью. Вот и сейчас тоже, чуть не из утюга говорят: семья – это главное, брак надо всеми силами сохранять, развод нехорошо, и все такое прочее в этом роде… В глазах людей как наша с Игорем ситуация выглядела? Я – хотела разрушить семью, а он – всеми силами пытался ее сберечь.
Кира молчала, задумавшись. В самом деле, окружающие всегда сочувствовали отцу, а не маме. Отец – красивый мужчина, не пьет, не курит даже, герой, уважаемый человек. Бесстрашный и справедливый. Не предатель и не изменщик.
– А кто-нибудь догадывался, что он тебя бьет? – с трудом спросила Кира.
– В смысле – его родня? Ну да, видели кой-чего иногда… Синяки были, хоть я и скрывала их как можно. Доктор в больнице, Константин Иванович, Костя, – очень мне сочувствует.
– Захаров?
– Да, он самый. Хороший человек, но чем может помочь?.. Игорь, дурак, его даже ревновать ко мне вздумал. Ухо вот болит теперь… Иногда слух даже пропадает, – мать рассеянно приложила ладонь к больному уху. – А ведь мало того что Костя меня на десять лет моложе, так он к Лиде неровно дышит. Все время о ней спрашивает.
– Я заметила.
– Да? – оживилась мать. – Выходит, и ты тоже?
– Мама, а почему ты ничего не рассказала Лиде? Она же хорошая, она не могла не помочь тебе!
– Тут другая закавыка, – спокойно, даже не задумываясь, продолжила мать. – Во-первых, отец всех кого можно насчет меня предупредил – чтобы я не сбежала, значит. А во-вторых, он мне прямо сказал – к кому я вздумаю обратиться, он тех изничтожит. Косте вот тоже угрожал… А как, как я могу людей подставить, пакость им устроить?! Нет, уж лучше я одна страдать буду, но людям вредить не стану. Вот насчет Лиды, ты как раз мне напомнила. Он ведь заявил мне – если что, и Лиде навредить могу, и мужу ее, Виктору. А они хорошие люди, Лидочка и Виктор, я их семейную жизнь не хочу разрушать…
– А я молчать не буду.
– Кира, детка!
– Ты понимаешь, мама, если мы начнем говорить, станем это обсуждать, и пойдет волна –
– Кира, но кто поверит…
– Поверят как миленькие! – рассердилась Кира. – Я молчать не собираюсь!
– Кира, нет…
– Ну что нет, что нет! – заорала Кира. – Сколько можно терпеть этого гада? Сколько можно жить в аду? Хватит!
Мать опять заплакала, вытирая слезы, прошептала:
– Я боюсь. Он обещал Гелечке навредить. Сказал – если ему терять станет нечего, он ее покалечит. Это третье. И этого самого я больше всего боюсь. Он говорил просто страшные вещи! – едва слышно продолжила мать. – Обещал, что сделает из Гели инвалидку. Сломает ей что-нибудь, да так, что она ходить не сможет, до конца жизни пластом пролежит, а я буду из-под нее горшки выносить. Я не могу, не могу рисковать своей доченькой, уж лучше я буду страдать, а не она…
– Она и без того страдает. Как я когда-то, – пробормотала Кира. Машинально потерла руку – ту самую, сломанную. Но запал ее немного поутих.