Гнездо орла

Восстановив таким образом картину происшедшего, Лей все рассказал Брандту и Керстену. Но по их реакции понял, что это уже ничего не может изменить.

Ребенок уходил… Чем дальше, тем спокойнее.

Наблюдая в эти часы Маргариту, Роберт подумал, что вслед за сыном уйдет и она. И, собрав все свое отчаянье, он сделал абсурдную попытку переломить судьбу: согласился поступить так, как предложили ему Керстен и Гесс.

Рудольф сам сел за штурвал своего новенького, модернизированного МЕ-110. Через несколько часов Лей положил сына на волны, возле испуганно снующего дельфина Людвига, и, как велел Рудольф, не оглядываясь, вышел из воды на берег.

Он уже плохо соображал, что делает. Тело сына казалось ему бездыханным; Роберт был уверен, что отдал дельфину труп. Поэтому он просто лег ничком в песок, не чувствуя и в себе ни капли жизни.

…Уже сгущались сумерки. На волнах закачалась луна и растеклась от нее ребристая светлая полоса. Море было таким приветливым, что по этой дорожке хотелось спокойно и долго уходить куда-нибудь. Дельфин ласково лопотал, кружа и покачивая детское тельце…

Лей крепко спал на песке, обхватив руками голову.

Рудольф глядел на луну, впуская в себя ее магическое свеченье и, как ему казалось, целиком погружаясь в совершавшееся таинство — установление связи со Вселенной.

Он сам вынес из воды Генриха. Обтерев его разбавленным спиртом, закутал в одеяло и всю ночь носил на руках, рассказывая сказки про нежных эльфов, очень добрых волшебников и прекрасных принцесс. Мальчик слушал, изредка глубоко вздыхая, глаза глядели осмысленно. Потом он уснул.

Гесс позвонил в Мюнхен, сказал сестре, чтобы прилетала с врачами в Ниццу: Генриху лучше, но его предстоит лечить. Роберта он не стал трогать, только подложил ему под голову полотенце.

Оба вышли из этой ночи переменившимися: Роберт — с жесткостью в глубине глаз, которая, как ржавчина, больше не отходила; Рудольф — с победившей верой в сторонние силы, которые ему удалось призвать.

С этой ночи Рудольф Гесс сделался, если можно так выразиться, верующим человеком.

«Мои дорогие!

Вот мы и вернулись в Ниццу, правда, немного позже, чем предполагали. Генрих в Мюнхене заболел, но теперь ему лучше.

Погода по-прежнему прекрасная. Море теплое, и Людвиг приплывает к Генриху каждый день и играет в воде, прыгает, переворачивается. Этот дельфин — настоящее чудо! Не сочтите меня язычницей, но порою мне кажется, что у этого бесконечно дорогого мне созданья, конечно же, есть душа. Я даже не хочу теперь сказать — человеческая, — просто — душа, потому что „человеческое“, по-моему, уже не всегда приближает к богу…

14 ноября, 1938 года».

На 15 марта будущего года Гитлер назначил «окончательное решение» чехословацкого вопроса. Были подготовлены все соответствующие приказы, в том числе — о всеобщей мобилизации.

15 марта 1939 года стало реальным сроком начала Второй мировой войны.

В конце года Гитлер планировал поездку по ряду городов Германии с «разъяснительными» выступлениями, а также детальный осмотр «линии Мажино» вместе с военными, настроения которых в основном оставались пока «переломными».

На несколько дней фюрер уехал в Бергхоф, для «размышлений», пригласив лишь «самых из самых», в том числе супругов Геббельс. Нашелся и повод — день рождения Магды, а одновременно — почти десятилетие ее брака с Йозефом.

…Величественное «Гнездо орла» словно парило в струйных потоках отливавшего сталью воздуха.

Дети Геббельсов, вместе со взрослыми вознесенные на эту высоту быстроходным лифтом, поглядывали вниз с испугом, и кто-то пошутил, сравнив их с «ангелочками на облаках» (что очень не понравилось Магде).

Скрепя сердце она согласилась на эту поездку, понимая, чего ожидает от нее Адольф. Гофман, снимавший детей, постоянно старался поймать в объектив их родителей, но это ему никак не удавалось: супруги Геббельс ближе, чем на десять метров, друг к другу не приближались.

Магда очень ждала Маргариту, надеялась на ее приезд, а узнав от Эльзы, что Грета осталась с детьми во Франции, вдруг расплакалась.

У Магды, помимо Йозефа, была еще одна тяжесть на душе — ее отчим Рихард Фридлендер. Он был евреем, но отказывался эмигрировать. Офицер Первой мировой, еще на что-то надеясь, он давно уже потерял работу, деньги, положение — все. Этим летом, во время одной из «акций» СС, Фридлендера арестовали прямо на рабочем месте, в цехе завода, куда его вместе с такими же «неарийцами» направили на принудительные работы. А недавно Магде каким-то чудом передали от него письмо из концлагеря Бухенвальд.

Отчим писал, что люди в лагере в основном пожилые, а условия ужасны: работа по 15 часов — мощение улиц и обработка камня, питание скудное, охрана жестока, живут в бывшем хлеву, наспех переделанном под барак. У него стало совсем плохо с сердцем, мучает кашель. Он не просил о помощи, понимая ее положение. Он просто рассказывал, потому что появилась возможность рассказать.

Магда любила этого человека, не жалевшего для нее ни средств, ни души. Она много лет носила его фамилию и считала своим отцом.