- Ну вот, а Анку всё гадал перед смертью, кому же вожак морду бить будет. Теперь дело-то яснее ясного, везунчик ты наш, - еще раз хохотнул старейшина и, заметив в отдалении движение, острым взором уставился на плоскогорье. - Никак едут? А ну, Даллас, взгляни!
А Гретхен, о которой молва твердила, что юная госпожа, если чего задумала, что рогом упрётся - ни за что не переубедить, уже во всю рассматривала приближающуюся процессию.
- Едут! Конечно, едут, Даллас! – залезла она на руки обливающегося потом демона, жарко чмокнула в колючую щеку и, размахивая ручонками тёте Иллиам и дяде Алистару, возбуждённо издала клич Мактавешей.
И вдруг с той стороны плоскогорья раздался ответный клич. Принадлежащий мужчине, он разлетелся эхом над Данноттаром, а от общей массы конников тёмным пятном отделилась мощная фигура одинокого всадника и во весь опор понеслась… к Алексе.
- Это мой браааат! – радостно завизжала догадливая Гретхен и, что было мочи в маленьком тельце, понеслась к родителям.
***
Наполненный привычными звуками, город погружался в вечерние сумерки, чтобы уступить ночь детям тьмы. Люди знают, чувствуют наше незримое присутствие в мире, по праву преобладания принадлежащем им, но, гонимые первобытным инстинктом самосохранения, они торопятся укрыться в домах и квартирах, чтобы вместе или в одиночку спрятаться от темноты,таящей в себе невидимую, но подсознательно осязаемую опасность – нас, проклятых, рождённых в аду.
Однако смертные самонадеянно заблуждаются,и нам есть что им ответить,ибо теперь мы знаем, что самая чудовищная опасность таится не в монстрах извне. Она под толщей кожи и мяса,там, где отравленное злобой и завистью сердце пускает ростки отмщения.