Гниль

— Кто-то из ее подруг заметил, что она в последнее время выглядит очень странно. Постоянно уставшая, странно реагирующая, какая-то обессилевшая, опустошенная. Точно от долгой болезни. Конечно, если твой парень оказывается Гнильцом, еще и не так будешь выглядеть, но это началось, как я уже сказал, месяцев через шесть после того случая. Мы навели справки, расспросили соседей, знакомых, родственников, все подтвердилось — она сильно изменилась. Некоторые отмечали приступы внезапного страха, сильную утомленность, рассеянность и прочее.

— Симптомы, — без выражения сказал Месчината со своего места. Маан посмотрел на его пустое лицо, почти скрытое слоями табачного дыма, замолчал на несколько секунд, заново подбирая слова.

— Да мы почти сразу все поняли. Тут дурак только не поймет. К тому же тогда, двадцать лет назад, даже у Контроля были весьма смутные представления о том, как передается Гниль. Отрабатывались многие версии, ни одна из которых так окончательно и не подтвердилась, но и ни одну нельзя было однозначно отмести. Мы не знали системы, принципов передачи, даже не предполагая, что у Гнили нет никакой системы и нет принципов. Тогда еще верили, что Гниль может передаться от одного человека другому при сколько-нибудь длительном контакте.

— Но целых полгода!..

— Это мог быть инкубационный период. В любом случае, мы обязаны были действовать. И Мунн послал меня. Тогда у меня был превосходный нюх, не то, что сейчас, — Маан улыбнулся, но никто не ответил ему на эту улыбку, — Я прекрасно понимал, чем все это закончится. Да мне и не надо было ничего делать, только придти, подтвердить наличие следа Гнили и все. Дальше все сделают остальные, уже без меня.

Продолжать было тяжело. Слова обрели плотность, застряли в горле слипшимся отвратительным комом.

«Зачем я им это рассказываю? — подумал он, — Это же глупо. Бог мой, как это все глупо…»

— Я до сих пор помню ее комнату. Даже не комнату, а комнатушку, ее социальный класс был очень невелик. Там была кровать, маленький шкафчик и стол со стулом. А больше ничего не было. И стены в отвратительных потеках. Сложно было представить, что там может жить человек, а она жила, и не один год. Странно, правда, ее лица я почти не помню, а каждую мелочь в комнате — помню. Хотя, наверно, уже и комнаты этой давно нет, и дома…

Маан обвел присутствующих взглядом. Его не интересовало, о чем они сейчас думают, ему просто нужна была пауза. Совсем небольшая, просто чтобы унять беспокойно забившееся сердце. У каждой истории должен быть конец.

— Я почувствовал сразу же. Чужеродное присутствие, которое мы привыкли называть запахом. Пробирающее по всему телу. Знакомое до отвращения. Запах самой Гнили, который ни с чем и никогда не спутаешь. Я почувствовал его еще до того, как открыл дверь. Я уже говорил, что тогда у меня был хороший нюх, я распознавал Гнильца за пятьдесят метров… Это было похоже на «тройку», но значения это уже не имело. Я увидел ее, и в глазах у нее был ужас. Нет, не так. Она была вся заполнена ужасом, когда увидела меня, но лишь в глазах он кипел, бурлил… Она тоже все сразу поняла, конечно. Они всегда сразу понимают, когда видят инспектора Контроля. Больше в комнате никого не было, да и трудно там было поместиться еще кому-то. Каморка и только… Я стоял и смотрел на нее, кажется долго. Я испытывал отвращение, как и при виде всякого Гнильца, отвращение, схожее с ослепляющей ненавистью, или их единый сплав. Но было и еще что-то. Жалость. Ей было девятнадцать лет, и ее жизнь была закончена. Все то, что последует после, уже не назовешь жизнью. Ребята Мунна не церемонятся с Гнильцами сейчас, да и раньше об этом не думали. Из лаборатории всегда доносились такие звуки… Мы даже знать не хотели, что там происходит, уж больно неприятные вещи там случались.

— И ты… — начал было Геалах тихо, но Маан не дал ему закончить.

— Я выстрелил. Просто достал пистолет, поднял — и выстрелил. У меня дрожала рука и мне пришлось выстрелить еще три раза, прежде чем она перестала шевелиться. Она уже не была человеком, только отвратительным слепком с него, я лишь подарил ей милосердие — как я думал. Ей и без того пришлось слишком долго мучиться в этой жизни чтоб я обрекал остатки ее тела и разума на новые страдания.

— Это было правильно, — серьезно сказал Тай-йин, — Я имею в виду… Многие из нас поступили бы также, верно? В этом нет ничего предосудительного, шеф.

— Конечно, — Маан поднял на него взгляд, — Но только история еще не закончилась. Дело в том, что когда я выстрелил… Когда она наконец замерла… В общем, запах, этот смрад Гнили, никуда не делся.

Молчание, повисшее над столом, было гуще табачного дыма.

— Вы хотите сказать… О черт, — Тай-йин недоверчиво уставился на него.

— Я не сразу понял. А потом открыл тот проклятый шкаф. Он был совсем небольшим, ребенку не спрятаться. Но внутри я нашел то, что и предполагал.

— Гнильца, — выдохнул Хольд.