Гнилое яблоко

Я резко выдыхаю и отталкиваю ее от себя. Она падает и разбивается в пыль, разлетается в порошок, как песчаная статуя.

(верните меня назад; разбудите меня)

Отум двинул мне в живот, и я согнулся, скорее от неожиданности, чем от боли – халтурный удар. В голове прояснялось.

– Не спи, – процедил Отум. – Замерзнешь. Пришли.

– Сколько времени? – с трудом выговорил я, оторвав сухой язык от неба. Получилось сипло, и я закашлялся.

Отум посмотрел вверх, почти не щурясь – солнце опять скрылось, утонув в серой мути.

– Часов пять.

– Понятно, – протянул я и, собрав жалкую каплю слюны, плюнул на траву.

(несколько часов пролетело мимо; я не могу вспомнить их)

Наша тропинка влилась в поляну, как ручей в озеро. Травы на поляне почти не росло, окружающие ее деревья выглядели под стать – кора серая, словно покрыта плесенью, листья обессиленно повисли. Мне вспомнилось, как паршивели поначалу нежно-зеленые листья зараженных тополей в Рарехе. Может, эти деревья тоже больны или поражены каким-то паразитом?

Отум успел умотать далеко от нас. Миико еще оставался рядом со мной. Я едва его ощущал – он стал тенью, молчаливым облаком. Как только я решил с ним заговорить, пользуясь отдаленностью Отума, он беззвучно уплыл от меня. Я потопал следом, обходя сложенные из камней кольца. Некоторые кольца целые, некоторые недавно разрушенные – похоже, парочка любителей шоколадных батончиков побывала и здесь.

(откуда ты знаешь, что их двое?)

(просто знаю, и все)

Я вышел к домам. Маленькие, больше похожие на сарайчики, почерневшие от времени и дождей, они выглядели так, будто их опрокинет первый сильный порыв ветра. Тем не менее их было на удивление много, настоящая маленькая деревушка.

– Не представляю, кому могло взбрендить тут поселиться, – сказал я.

– Наверно, тогда это место было менее заражено, – ответил Отум, рассеянно разглядывая заросшие грязью окна, и выдал себя этой фразой.

Я уставился на него во все глаза, затем через силу отвернулся и протиснул пальцы в карманы джинсов. Значит, он тоже это чувствует… мы трое…

Темный лист прокатился по крыше и спланировал, задев мою щеку зубчатым краем. Я вздрогнул и отметил, что мои нервы уже совсем расшатались.

Обогнув дом, я встал в проеме между ним и соседним и несколько минут вдыхал тяжелый мокрый запах разрушающейся древесины. Даже голова закружилась. Второй дом не достроили, бросив на половине – ни двери, ни ставен, голые ребра крыши. Когда-то какие-то люди решили устроить здесь свои жилища. Возможно, они даже верили, что для них нет ничего лучше этой спокойной долины. Потом они обнаружили, что здешнее спокойствие вгоняет их в тоску. Каждую ночь им снились страшные сны…

– Около пятидесяти, – объявил Отум, подкрадываясь со спины.

Я не сразу понял, что он о домах. Все мои мысли занимала вода, пропитавшая стены.

(и, когда в их дома сквозь скверно законопаченные крыши просачивался дождь, сны были ярче реальности)

Что-то определенно заставило жителей бросить все и оставить это место. Что?

Я брел, продираясь сквозь лысеющие заросли. Каким же странным все выглядело – размытым и серым. Мой взгляд проваливался за темные доски, будто они были нематериальными, проекцией во влажном воздухе. Остановившись у фасада, я заглянул в грязное окно. Темно внутри, ничего не рассмотреть, даже если прижаться к стеклу носом. Мои ноги сами повели меня к крыльцу. Правая ступня поднялась над переломленной пополам ступенькой и осторожно опустилась на следующую. Из щели приоткрытой двери на меня смотрела темнота, и я протиснулся боком, стараясь не прикасаться к проему.

В доме я замер и только всматривался, ничего не видя, пробуя на вкус облепившую меня плотную затхлость. Глаза медленно привыкали к мраку, и чем четче вырисовывались предметы в комнате, тем отдаленнее от меня ощущался мир снаружи. Осознание опасности пребывания в насквозь прогнившем доме, в любую секунду способном обрушиться, не гнало меня прочь, задавленное любопытством. Все в комнате покрывал толстый слой пыли: пару кресел с деревянными подлокотниками, одно из которых я едва не опрокинул, сослепу налетев на него; кособокий стол; кровать возле стены со смятым комом покрывалом, источающим кислый запах. Я дотронулся до покрывала, проникая сквозь толстый слой пыли. Ткань рассыпалась прямо под пальцами, сама превращаясь в пыль.

(пыль внутри дерева)

(пыль на кресле моей матери)

(все гибнет и превращается в пыль)

(нет, наоборот. Все превращается в пыль и поэтому гибнет)

Я попятился к свету. Доска прогнулась под ногой, и, нервно переступив, я развернулся и вылетел из дома.

– Тупо, – сразу же услышал я голос Отума. – Если пол не рухнет, то потолок обвалится.

В тишине, затопившей прогнившие дома, был рассеян осенний холод. Осторожные пальцы ветра проникали под мою одежду, прикасались к коже. Дрожа от холода, я долго и ничего не выражающе смотрел на Отума, потом спросил:

– Где Миико?

Наши взгляды соприкоснулись только на секунду, и затем мы одновременно сорвались с места. Не разбирая дороги, мы с треском ломали кусты.