Гнилое лето

– Ты ведь у нас специалист по серийным маньякам? – после короткой паузы продолжил Рем Гурьевич.

– В каком смысле?

– В прошлом году – раскрыл и обезвредил. Забыл?

– Это когда мне выговор впаяли?

– Выговор, Степанов, дело приходящее и уходящее.

– Если подходить с позиций Вселенной, Вечности…

– Не до шуток, – повторил Рем Гурьевич.

– Может, я чего-то не понял, но причем в данном случае серийный маньяк? Разве это не одиночное убийство?

– Одиночное, – кивнул шеф, – очень надеюсь, что других аналогичных в городе пока не произошло.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: шеф чуть приподнялся в кресле и доверительно наклонился к оперуполномоченному. Таким своего начальника Степанов еще не видел.

– Я тебе, Степанов, так скажу: я не первый год в органах. Так вот, я спинным мозгом чувствую – не простое это убийство.

– Интуиция, Рем Гурьевич, в нашем деле вещь не последняя, – пробормотал Степанов, в очередной раз за эту встречу подумав: «Похоже, шеф действительно заболел… Мнительный какой-то… Устал, похоже, старик… На воды ему надо съездить… На воды…» – Рем Гурьевич, я вообще-то летом планировал отпуск взять.

– Вот возьмешь этого ублюдка и бери отпуск.

– Все понял.

– Отлично. Подбери себе помощника и вперед. В Октябрьский райотдел я позвоню прямо сейчас. Жмет нас время. Иди, Степанов, и помни мои слова: я спинным мозгом чувствую – не простое это дело.

«Накрылся отпуск… Да и лето, похоже, тоже накрылось…» – грустно подумал старший оперуполномоченный Дмитрий Владимирович Степанов. – «Гнилое будет лето…»

Июнь 2000 года выдался в Екатеринбурге до одурения жаркий. Все живое, за исключением водоплавающих, просто изнывало от зноя. Ртутный столбик перевалил за отметку +30^оС и не собирался опускаться ниже достигнутого. Асфальт в городе раскалился так, что даже через подошвы чувствовалось его тепло.

Старший оперуполномоченный Степанов и молодой оперуполномоченный Сергей Смирнов вошли в здание судебно-медицинского морга и почти одновременно облегченно вздохнули. В холле было на удивление прохладно.

Сыщики поднялись по лестнице на второй этаж и уже в коридоре встретили судебно-медицинского эксперта Михаила Сергеевича Ромашова. Михаил Сергеевич закончил очередное вскрытие и возвращался в кабинет. Со Степановым он был знаком достаточно давно, виделись они по делам нередко, и отношения складывались почти дружеские.

Все трое прошли в кабинет эксперта. Михаил Сергеевич предложил гостям сесть, а сам подошел к раковине и начал тщательно мыть руки.

Он всегда делал это дважды после аутопсии[1]: вначале в секционной, потом у себя в кабинете.

Степанов об этом знал.

– Ты, Михаил Сергеевич, совсем позабыл старую тибетскую поговорку: не мой свое тело, это принесёт несчастье, – старший оперуполномоченный достал пачку сигарет и пододвинул к себе стеклянную пепельницу.

– А у тебя, Дмитрий Владимирович, с годами юмор ничуть не стареет. Я бы даже сказал, что с каждым годом твой юмор становится все моложе и моложе, – ответил эксперт.

– Спорить не буду. Со стороны виднее, – Степанов прикурил сигарету.

– В отпуск не собираешься?

– Не напоминай, не надо. В кои веки хотел летом сходить в отпуск и, похоже, ни отпуска, ни лета мне не увидеть.

Эксперт вытер руки полотенцем, поставил на стол три высоких бокала и достал из холодильника пластмассовую бутыль с минеральной водой «Обуховская».

– Прошу, господа… – Ромашов налил гостям и себе. – Более крепкие напитки в такую жару не предлагаю.

Степанов и Смирнов поблагодарили хозяина кабинета и с удовольствием осушили бокалы.

– Мы ведь к тебе не просто так заехали… – начал Степанов.

– Неужели? А я уже обрадовался, думал, пропустим сейчас по стаканчику, поболтаем за жизнь.

– Нас интересуют результаты вскрытия Суриковой Алевтины. Изнасилована и убита четверо суток назад.

– Все указано в протоколе вскрытия…

– Михаил Сергеевич, мне это дело поручили сегодня утром.

– Понятно. Значит так, до убийства женщина никаких серьезных заболеваний внутренних органов не имела. Преступник нанес жертве восемнадцать колото резаных ран. Большинство из них имеют прижизненный характер.

– Прижизненный характер? Он ее пытал? – спросил Степанов.

– Убийца – стопроцентный садист. Тут никаких сомнений.

– Ножом?

– Да. Длину и ширину клинка на память не скажу, но не охотничий, поменьше. Индивидуальных признаков клинка выявить не удалось.

– Женщина сопротивлялась?

– Не успела или не смогла. Под ногтями чисто. На кистях порезов нет. Но есть ссадины и подкожные гематомы в области лучезапястных суставов, по-видимому, от наручников.

– Ты насчет наручников уверен? При осмотре места преступления ни на жертве, ни в квартире их не обнаружили, – Степанов с интересом посмотрел на эксперта.

– Категорически утверждать не буду. Может быть, убийца связал у женщины руки проволокой, но больше похоже на следы от «браслетов».

– И как ты объяснишь появление таких ссадин и кровоизлияний от обычных наручников?

– Если предположить, что руки у жертвы были скованы за спиной, а ублюдок ее насиловал и резал ножом…

– Допустим, – хмуро кивнул Степанов.

– Рот у женщины заклеен широким скотчем.