Гнёт ее заботы

Байрон сплюнул. ― Как-нибудь она позабудет и заварит в ней чай. Он повернул голову, вглядываясь в оставленный ими берег. ― Так что, пусть они забирают кости или еще что-нибудь ― мы должны позаботиться, чтобы сердце досталось нам.

В этот момент вниз на веревке спустили корзину, и Кроуфорд, наклонившись, поймал ее и вытащил из нее бутылку и два обернутых салфеткой винных бокала. Пробка была вытащена из бутылки и неглубоко вставлена обратно, но Кроуфорду все равно потребовалась вся его сила, чтобы выдернуть ее снова, а его руки, когда он налил вино в один из бокалов и протянул его через планшир Байрону, сотрясала мелкая дрожь.

― Благодарю, ― сказал Байрон, делая глоток, а затем без усилий ровно держа бокал над водой, пока его ноги продолжали двигаться под поверхностью. ― Ты ведь умеренно образованный человек, Айкмэн, ― тебе приходилось слышать о Грайях?

― Грайях, как в греческих мифах? ― спросил Кроуфорд, ― Вроде они были тремя сестрами, с которыми советовался Персей, перед тем как отправиться сражаться с Медузой Горгоной? Он осторожно наполнил свой бокал и попробовал вино.

― И у них был на троих только один глаз ― верно? ― и им приходилось все время передавать его друг другу.

Байрон кивнул, а затем принялся описывать попытку, которую они с Шелли предприняли, чтобы пробудить ослепшие колонны Грай в Венеции в 1818. Повествование заняло несколько минут, и дважды за это время Байрон подгребал к лодке и протягивал пустой бокал за добавкой.

Кроуфорд прикончил вино в своем бокале и размышлял, будет ли благоразумно налить себе еще. Он решил, что не стоит ― у него и так уже кружилась голова, а эта история, по всей видимости, потребует от него всей его сосредоточенности. ― Ну так ― и зачем нам тогда это сердце?

― Я думаю, что именно оно привлекло к нему внимание Грай. Свежая кровь, которая была разбрызгана по мостовой, явилась для них своего рода временной заменой глаза, и ― дьявол меня разбери, Айкмэн ― когда Шелли в нерешительности застыл в точке, находящейся на примерно равном удалении от обеих колонн, эта кровь тотчас же начала носиться по камням мостовой от одной колонны к другой. Можно было физически ощущать внимание, которое они ему уделяли, словно… словно, давление на уши, когда ныряешь под воду.

Он протянул свой бокал, и Кроуфорд, перегнувшись через планшир, наполнил его снова.

― А затем, когда мы спасались бегством в гондоле, ― продолжил Байрон, ― третья сестра ― колонна которую века назад утопили в канале ― поднялась, возвышаясь над водой, когда мы проплывали мимо. Я думаю, если бы мы тогда в спешке не покинули их… область влияния, кровь понеслась бы горизонтально над водой к этой колонне. Они хотели как следует его разглядеть, и поэтому перебрасывали глаз туда и обратно, той из них, которая была к нему ближе всего.

― Но что такого… поразительного… для них, в его сердце?

― Я могу лишь догадываться, Айкмэн. Так как оно наполовину человеческое, а наполовину нефелима…

― Карбонария и силиконария, ― ввернул Кроуфорд.

Байрон моргнул. ― Если тебе так угодно. Как бы то ни было, это сердце представляет собой смешение, которое вряд ли логически возможно. Я думаю, что оно нарушает тот детерминизм[374], который проецируют Грайи c их глазом, и поэтому их глаз не может оставить его без присмотра. Я думаю, что такое создание как Шелли вообще не может быть зачато в поле этого глаза… хотя мог бы поклясться, что коль скоро такой человек есть, его нелегко будет и убить в этом поле. Глаз Грай предотвращает случайности, капризы судьбы. Как я сказал тогда Шелли, он не только устанавливает положение вещей, но и устанавливает его.[375]

Кроуфорд хотел что-то сказать, но Байрон уже заговорил снова. Его отставленная рука была все также неподвижна, хотя проступившая на лице мелкими капельками влага была, очевидно, потом.

― Причиной по которой австрийцы доставили глаз к этим колоннам, ― продолжал Байрон, ― было то, что они доставили туда также некоего немыслимо древнего австрийского короля или что-то вроде того, для того чтобы при особом уходе он мог жить вечно в детерминистическом фокусе пробужденных, зрячих Грай. Байрон пожал над водой обгоревшими на солнце плечами. ― Может, этот король тоже… полукровка, как Шелли.

В животе у Кроуфорда внезапно похолодело, хотя солнце над ним припекало с той же силой. ― Да, ― ответил он. ― Так и есть. Но в отличие от Шелли, который таким родился, этот король был… превращен в такого человека хирургическим путем.

При этих словах Байрон, впервые за этот день, посмотрел прямо в лицо Кроуфорду. ― Ты его знаешь?

― Я… ― Кроуфорд натянуто рассмеялся. ― Я раньше на него работал. В те дни он именовал себя Вернер фон Аргау. Мы с тобой видели его ― или, по крайней мере, его средство передвижения ― когда пересекали Альпы. Помнишь тот увязший в грязи фургон? Ты еще тогда вспрыгнул на его станину и руководил его освобождением, а потом сказал, что там был ящик полный льда. Уверен, что наш австриец был там, в этом ящике.