Гнёт ее заботы

Раз в небесах раздалось пугающее шипение, высоко в бездонных просторах, через которые плыли облака, и хотя оба мужчины напряженно припали к палубе, выхватив пистолеты и нацелив дула кверху, звук этот больше не повторился, и спустя несколько минут они, не теряя бдительности, все же немного расслабились.

Кроуфорд позволил себе большой глоток брэнди и склонился над ограждением борта. В какой-то момент это молчаливого созерцания он понял, что должно было притягивать это небесное существо, и снова взмолился, чтобы Джозефина носила лишь человеческого ребенка, а не ту дьявольскую двойню, что досталась матери Шелли.

Ламию, вне всяких сомнений, притягивало сердце Шелли, что все еще обернутое в мясницкую бумагу покоилось в одной из сумок Кроуфорда.

Шелли был недопустимым смешением видов, словно птенец, которого трогали люди, несущий теперь на себе их запах; и так же как и мать этого птенца, большинство чистокровных представителей и того и другого рода нашли его противным их природе ― хотя в случае с человеческим родом, представители его так и не смогли внятно объяснить, почему он казался им столь отвратительным, и вынуждены были прибегнуть к его атеизму, революционной поэзии и моральным устоям, чтобы оправдать травлю и гонение его из одной страны в другую, так что единственным его друзьями были такие же изгои как он.

Сердце Шелли все еще воплощало в себе эту отталкивающую смесь, и было поэтому вопиющим преступлением против божественного закона о разделенности двух жизненных форм.

Шелли однажды рассказал ему, как одно из этих воздушных созданий напало на него, когда он прогуливался на лодке по озеру Леман, и как его тогда одолело искушение ― так как лодка уже начинала тонуть ― воспользоваться этим происшествием как оправданием для самоубийства, которое, как он всегда знал, могло освободить его семью от последствий его существования.

Теперь Кроуфорд думал, что главной причиной, по которой Шелли решил совершить самоубийство, было осознание того, что его отвергают все жизненные формы. Он был словно гадкий утенок одинаково противный и для людей и для ламий. И Кроуфорду было страшно даже подумать, что его ребенка может ожидать такая же участь.

На рассвете Кроуфорд и Джозефина отправились вниз, к двум отдельным лежанкам. Делла Торре остался на палубе с посвежевшим и словоохотливым Спуто.

* * *

Кроуфорд проснулся от того, что кто-то тряс его плечо.

― Доброе утро-которое-на-самом-деле-вечер, Inglese[420], ― сказал делла Торре. ― Думаю, настала пора вам покинуть лодку.

Кроуфорд с трудом уселся на лежанке, ударившись головой о близко нависающее дно палубы. Он никак не мог понять, где находится. ― Покинуть лодку, ― осторожно переспросил он, стараясь выиграть время.

― Мы всего лишь в миле от Пунта Маестра[421], где По впадает в Адриатическое море. Лодки австрийских войск перекрыли реку прямо по курсу. Мы плывем медленно, но, тем не менее, если вы надеетесь уйти незамеченными, вам вскоре придется добираться до берега вплавь ― обоим, и тебе и твоей женщине. Теперь уже слишком поздно пытаться повернуть к берегу. Вряд ли это не привлечет их внимание. Он пожал плечами, ― Сожалею.

Внезапно Кроуфорд вспомнил все, что произошло, и возблагодарил судьбу за то, что ему удалось выспаться. ― Ничего, я понимаю, ― тихо сказал он, скатываясь с лежанки и тряся плечо Джозефины. ― Джозефина, ― сказал он. ― Нам предстоит сегодня немного поплавать.

Спуто и делла Торре помогли им привязать багаж к паре досок. ― Вещи наверняка намокнут, ― объяснил Кроуфорду делла Торре, ― когда вы будете плыть.

― Это… чертовски удачная мысль, делла Торре, ― сказал Кроуфорд, рассеянно говоря по-английски.

Берега реки были укрыты туманом, и садящееся солнце последними багряными отсветами догорало за кормой, но Кроуфорд различил растянувшуюся впереди шеренгу лодок, к которой они направлялись.

Несколько мучительных секунд он пытался придумать какой-нибудь способ избежать предстоящего заплыва. Наконец он сдался, взял Джозефину за руку и направился к корме, где они сели, сняли обувь, и надежно привязали ее к их наскоро сооруженному плоту.

― Спасибо вам, ― сказал он, перекидывая ногу через транец[422], ― но не думаю, что мы удачно распорядились деньгами. Если мы будем возвращаться обратно этим путем, я предпочту снова купить карету.

Делла Торре расхохотался. ― Ты вроде говорил, вы собираетесь в Венецию? Если сумеете вернуться, мы довезем вас хоть до Англии.

Кроуфорд спрыгнул с кормы в воду.

После недавнего тепла постели вода показалось неприветливо холодной, и когда он вынырнул на поверхность, его дыхание сбилось на судорожные, шелестящие уханья. Их импровизированный маленький плот плескался поблизости, с уцепившейся за него Джозефиной, которая перенесла погружение в холодную воду более стоически, чем Кроуфорд и, показавшись на поверхности, дышала ровно. Кроуфорд поймал уплывающую шляпу и водрузил ее обратно на свою лысую голову.