Гнёт Луны (СИ)

Илона с хриплым шепотом о помощи поползла в кусты ежевики. Шея и спина горела, словно ее облили кислотой, а вывихнутую руку простреливало судорогами боли от любого неосторожного движения. Лучше бы она свернула себе шею при падении. Смерть была бы предпочтительнее страданий, липкого ужаса, обжигающих слез и криков, которые вырвались из нее тихими стенаниями.

— Кстати, — Феликс прошел мимо нее, — у обращенных дамочек обычно рождаются здоровые волчата. Велик шанс, что ты выродишь альфу, который станет началом для новой стаи.

— Никаких тебе волчат, блохастый, — Илона уткнулась носом во влажный дерн.

— Я буду ждать тебя, Пинки, — проворковал Феликс.

Позвоночник Ил пробила ржавая стрела боли, и она с криком ушла в беспамятство, которое пронизывали визгливые вопли и мучительные всхлипы. Она выплывала из потока оглушительных завываний, что рвали ее тело на части, и вновь уходила на дно под пучину холодного ужаса.

Глава 5. Воля Луны

Ил очнулась с судорогами, что выгнули ее спину до хруста. На чернильном небе сияла равнодушная полная луна, серебром осыпающая кроны елей и сосен. Кости затрещали, суставы прокрутились с неприятными щелчками в пазухах. Горло сдавил спазм, когда Илона вместо очередно крика издала сиплый стон.

Девушка тонула в горячей лихорадке и боли. Она с мычанием каталась по мху и иголкам, скрюченными пальцами сдирая с себя тонкую футболку и джинсы, которые жгли кожу крапивой.

Боль на секунду отступила, и Ил полной грудью вздохнула, чтобы выгнуться в новом припадке. Она ощущала, как клетки ее тела делятся, мышцы растягиваются и наливаются кипящей кровью, а кости трескаются и утолщаются. Лицо лопнуло и челюсти с оглушительным скрежетом вышли из суставных пазух. Десна закровоточили, и из разинутого рта Ил вывалился длинный слюнявый язык. Она приподнялась на трясущихся руках и с ужасом уставилась на когтистые ладони, которые поросли редкой белесой шерстью с розоватым пушком.

— Вот же хренотень какая, — промычала Ил и услышала лишь недовольное ворчание.

Она встала на ноги и пошатываясь крутанулась вокруг своей оси. Она не была похожа на оборотня или человека. Мускулитые ноги с вывернутыми коленями, крепкий живот и уродливые руки лишь кое-где покрылись клочками шерсти. Девушка ощупала голову и испуганно всхрапнула. Ее прекрасное лицо теперь напоминало обезьянью морду с вялым толстым языком наружу, а на макушке торчали лысые острые уши. Ну и ко всему прочему позади болтался жуткий плешивый хвост.

Ил потеряла равновесие и упала на четвереньки. Треск костей, и ее тело опять выгнулось в спине. Она чувствовала каждую шерстинку, что пробивалась через зудящую кожу, каждую фалангу на пальцах, которые видоизменялись в мерзкие обрубки с острыми когтями. Челюсти выдвинулись с щелчком вперед и она, наконец, смогла одолеть непослушный язык и спрятать его за зубами.

— Мать вашу, — заревела Илона, клацая разинутой пастью. — Я же уродина! Никаких голубых барменов мне точно не светит!

Руки теперь напоминали уродливые лапы монстра. Густая шерсть переливалась розовым лоском в свете луны, и Илона хрюкнула от глупого и истеричного смеха сквозь боль. Где ж это видано, чтобы оборотни были приятного оттенка летнего заката? Это же не ее родной цвет волос. Они-то у нее непримечательного мышиного цвета. Блеклые, пыльно-серенькие с вечно секущимися кончиками. Вот она их и стрижет коротко и красит яркой ядреной краской, что потом оставляет пятна и разводы на подушках и полотенцах.

— Какой идиотизм! Розовый волчара! — она с хихиканьем облизала нос и с визгом повалилась на землю.

Она вновь содрогнулась в приступе и с недовольным рыком подскочила. Она вскинула морду к холодной луне и хотела уже завыть на нее, но зло фыркнула. Ил обиженно легла на живот и прикрыла нос неуклюжими лапищами, запрещая себе поддаваться отвратительным инстинктам, что лезли из нее печальным скулежом. Ей однозначно не нравилось быть волком — она чуяла запах животного дерьма, ссанины и резких меток Феликса, который, похоже, помочился на каждую елочку и кустик.

Раздался вой, и Ил рассерженно зарычала. Из ночных теней к ней явились мохнатые гости, которые тревожно принюхивались к прохладе и вяло помахивали хвостами. С каменистого склона грациозно прыгнула черная образина с желтыми глазами, и девушка отскочила назад, с урчанием прижимая голову к земле. Феликс аккуратно положил на мох окровавленную тушку зайца и вперился в Ил пустыми глазами.

В голове у несчастной, уставшей Ил что-то щелкнуло при взгляде на шерстистого урода, который макнул ее с головой в волчье дерьмо. Лес и остальные мохнатые мрази на секунду перестали существовать, и в молчаливой ночи она увидела лишь мерзкого Феликса. Она разглядела каждую шерстинку, каждую микроскопическую бороздку на его носу и каждое пятнышко на желтой радужке его злых и звериных глаз. И это была не любовь с первого взгляда, потому что при первом взгляде на Феликса Ил знатно так перепугалась. Нет, это было что-то жуткое, болезненное и отчаянное.