Гнёт Луны (СИ)

Таксист кинул подозрительный взгляд в зеркало дальнего вида, но промолчал. Рене ласково лизнул Илону в шею и смачно прошелся языком по ее челюсти. Девушка с хохотом отпихнула от себя любвеобильного мерзавца, который обиженно отвернулся к окну и чихнул.

Когда такси остановилось возле галереи, Илона вытолкала мохнатого упрямца из машины. Прохожие в испуге отскочили от недовольного зверя, и девушка поспешно открыла дубликатом ключей перед Рене дверь.

— Как здесь уныло, — заворчал он. — Хочу в лес.

— Ты же в курсе, что дикие волки живут совсем немного?

— Зато они свободны и счастливы, — Рене перетряхнулся и нехотя засеменил через зал с картинами. — А я вот несчастлив. Я очень устал.

Ил завела зверя в мастерскую, где царил полный бардак — грязные холсты лежали небрежной кучей, краски разбросаны по всем углам, засохшие кисти торчали из жестяных банок уродливыми пучками.

Девушка отыскала под завалами картин с нелепой мазней чистый небольшой холст.

— Нет.

— Что нет? — Ил посмотрела на сердитого волка.

— Слишком маленький. Моему таланту не развернуться.

— Этот? — девушка вытащила холст размером со столешницу обеденного стола.

— Пойдет.

Ил приставила холст к стене и застыла над грязной палитрой с тюбиками краски. Рене нехотя назвал цвета, которые были ему нужны для работы, и девушка торопливо выдавила густые маслянистые сгустки на деревянную доску.

— Открой ротик, — Илона с улыбкой сунула кисть в зубы волку. — Хороший мальчик.

Рене неразборчиво заворчал, и девушка выскочила из мастерской, бесшумно прикрыв за собой дверь. Если Рене что и могло вернуть, то только искусство. Звери не умеют творить и выплескивать душу на холсты. Они живут и не слышат песни сердца и души. Илона не позволит Рене стать зверем. В лесу и без него хватает блохастых тварей, а вот чокнутых и экстравагантных чудаков не так много.

— Я бездарность! — крик Рене, и Илона ворвалась в мастерскую.

Мужчина лежал лицом в пол, весь изгвазданный в краске. Ил задержала взгляд на его копчике с темным небольшим шрамом и уставилась на зловещий клубок линий на холсте. Она склонила голову, и мазня Рене сложилась в жуткую волчью морду.

— Поехали в лес, — Ил перевела взор на мужчину. — За оленем.

— Я вегетарианец, я жу уже об этом говорил, — просипел Рене.

— Говорил.

— Это самый жуткий из всех кошмаров, что мне привиделись, дорогуша, — Рене перевернулся на спину и раскинул руки в стороны. — Неужели мне в шампанское что-то подмешали? Мерзавцы. Никому нельзя доверять. И я жду от тебя слов восхищения.

— Мне нравится, — Илона вновь посмотрела на картину. — Не хочешь ее выставить?

— Она твоя, — Рене приложил ладони ко лбу. — Я хочу в отпуск. Отпуск с оргиями, красивыми мужиками и бабами. Мне нужны силиконовые сиськи, перекроенные лица и пустые куклы для траха. Не ты, милая. Не ты. Ты заставляешь думать и искать ответы, кто я есть.

— Я напишу заявление об увольнении, — Ил помассировала переносицу. — Мне жаль, Рене, что так вышло.

— А теперь уходи, моя милая Илона.

Девушка осторожно подхватила холст и вышла. Что-то ей совсем не везло с мужчинами. Наверное, ей стоит переключиться на женщин. Хотя с ее удачей, Илона обязательно наткнется на безумную и стервозную суку.

— И что? — возмутился Рене, когда Ил была на полпути к выходу. — Ты вот так просто уйдешь?

— Да, — девушка повернулась к рассерженному голому мужчине, который посреди зала с уродливыми картинами был подобен молодому божеству. — Ты сказал — уходи, я ухожу. Что не так?

— Так не пойдет, моя милая, — Рене скрестил руки на груди. — А как же отчаянная борьба за любовь? Истерики? Слезы?

— У меня своеобразные истерики, — Илона нахмурилась. — Тебе они не понравятся.

— Я привык к тому, что после разрыва со мной все рыдают.

— Между нами ничего не было, чтобы случился разрыв, — брови девушки недоуменно поползли вверх.

— Вот это да, — охнул мужчина. — Меня моими же словами унизили.

— Я что-то пропустила? — Илона с недоверием взглянула в злое лицо Рене.

— Я не дам тебе увольнения, — процедил тот. — Будешь работать и страдать от неразделенной любви ко мне. Я не потерплю к себе такого отношения.

— О каком отношении ты говоришь? — шепнула Ил.

— Ты еще спрашиваешь?

— Да, спрашиваю, — хохотнула девушка. — Потому что нихрена не понимаю. Ты хочешь, чтобы я ушла или нет?

— Хочу, — рявкнул Рене

Ил медленно, не создавая лишнего шума, развернулась на пятках и сделала шаг.

— Но не так!

— Рене, мать твою! — Ил опять встала лицом к мужчине. — Я не буду удовлетворять твои нарциссические наклонности. Не будет тебе истерик и рыданий.

— Ты будешь рыдать! — прошипел мужчина. — Будешь страдать от любви ко мне и выть в подушку.

— Нет, не буду.

— Будешь.

Ил хрюкнула от смеха и прикрыла рот рукой, сдерживая истеричный гогот. Рене был очень зол и растерян — он действительно привык к драмам на пустом месте, женским горьким слезам, отчаянным попыткам вернуть его любой ценой.

— Мы закрыты! — взревел Рене на мужичка, который решил заглянуть в галерею.

— Ой, простите, — гость попятился и скрылся за дверью. — Только не кричите.