Гнёт Луны (СИ)

— Что? — прохрипел парнишка. — Рене, ты не можешь…

— Могу, — скучающе ответил тот и скрылся в другом зале. — Вы бездарности.

— А ты не бездарность? — парень возмущенно посмотрел на Илону.

— А мне не повезло, — вздохнула Ил прошла в центр зала. — Господи, я надеялась, что больше никогда не вернусь в это говнище.

— Я так не могу! — всхлипнула девица и со слезами выскочила из галереи. — Мне все нервы вытрепали!

Парень зло заскрежетал зубами и кинулся за рыдающей подругой. Ил перевела взгляд с одного полотна с кривым дугами на другой с черными экспрессивными мазками и цокнула:

— Вот же дерьмище.

Грузчики согласно хохотнули. Как найти гармонию во всем этом разноцветном хаосе? Ил опустилась на низкий подоконник, рассматривая картины, которые были кусками чужого безумия и надрыва. Никакой образности, цельной мысли, только вспышки отчаяния и безысходности. И громкая мольба о помощи, что была разорвана на части.

— Депрессивненько, — вздохнула Ил.

— Разве? — удивился мужичок с рябым лицом. — Хотя… Да, рыдать однозначно хочется.

— Эту перед входом, — Ил ткнула в черные агрессивные мазки. — Это отрицание.

— Что? — изумился другой мужчина с крупным носом-картошкой.

— Я не должен быть здесь, — девушка вытянула ноги. — Я и искусство современное не люблю. Я ничего в нем не понимаю! Зачем я пришел сюда?

Грузчики переглянулись. Ил указала на второе широкое полотно с красной полосой по вдоль холста:

— Это идет следом. Это гнев.

— Я ничего не понимаю, — вздохнул третий мужчина с залысинами.

— Разве это искусство?! — с ненавистью взвизгнула Ил, подскакивая на ноги. — Это дерьмо! Идиотизм! Да кто заплатит деньги за это говнище?!

— Согласны, — кивнули грузчики.

— Вот, — Ил одернула футболку и улыбнулась. — Самый настоящий гнев.

— Но это “Путь самурая”, — скривился Носатый.

— Да? — Ил оглянулась на красную линию. — О, сэппуку. Интересно. Но это не меняет того, что она вызовет гнев.

— Так вот что она означает, — грузчик с залысиной почесал макушку. — Сэппуку.

— Торг! — Ил ткнула в холст с кругами, что перекрещивались в узор ряби на воде.

— Что? Почему?! — охнули грузчики.

— Потому что симпатично, — Ил пожала плечами. — Не так уж и плохо после “Пути самурая”. Художник старался, вырисовывал кружочки, складывал их вместе и что-то хотел сказать. Круг — это форма. Круги завораживают

— Сложно, — вздохнул Рябой.

— Искусство он такое, — согласилась Ил и подошла к четвертой картине с темными брызгами и бурыми подтеками. — Это у нас депрессия. Я разочарован. Все бессмысленно и отвратительно. Почему я все еще здесь? Я настолько измотан вашим уродским искусством, что у меня нет сил даже уйти. Я хочу умереть. Прямо тут и порасти травой. Свежим, молодым клевером, — она шагнула к зеленому холсту с желтыми кляксами, — и одуванчиками. Принятие. И я восстану, чтобы идти дальше и вновь ужаснуться бездарностью безумцев. Удивят ли они меня теперь, когда я мертв внутри? Вряд ли, но я дойду до конца и выйду свободным. Мне нечего бояться.

Ил взглянула на остальные картины, которые остались за бортом ее видения и в случайном порядке их распределила. Пусть посетители сами ищут тайный смысл в карусели хаоса после того, как переживут катарсис и очистятся от предрассудков.

— А те птенчики так кудахтали, так спорили между собой, — Носатый скрестил руки на груди, одобрительно взглянув на Ил.

— Наверное, они пытались поймать смысл творцов и упустили очень важную деталь, — девушка спрятала ладони в карманы, — нам всем насрать, что хотел сказать автор. Мы все видим что-то свое. И птенчикам надо работать с эмоциями гостей и вывернуть их так, чтобы они подстегнули в них если не восторг, то хотя бы ненависть, чтобы эта дерьмовая выставка въелась в память.

Грузчики сделали вид, что все поняли, хотя их глаза говорили, что они очень устали. И от них жутко несло потом.

Ил зашагала в зал со скульптурами. Металл, стекло, бронза в чудовищной отливке и отвратительных форм были материализовавшимся кошмаром — перекрученные кляксы сомнений, узлы из видений, что терзают сумасшедших, спирали неосознанных желаний.

— Они должны танцевать, — Ил развернулась на пятках к грузчикам. — Быть общим потоком, в который смогут влиться гости.

— Командуйте, мадам, — хохотнул носатый. — Мы все равно ничего не поняли.

Ил подплывала к каждой скульптуре и старалась поймать ее динамику, вектор и импульс. Со стороны это выглядело, будто чокнутая девка, сбежавшая из дурдома, ловила припадки, которые выворачивали ее тело.

— Так, — она вышла в центр зала и отдала отмашку удивленным грузчикам. — Вот этот кривой бублик сюда, серьезную кракозябру туда… Женщину-зигзаг в угол…

Мужчины с покряхтыванием переставили скульптуры и вспотевшие встали рядом с Ил.

— Танцуют, мать их за ногу, — прохрипел плешивый, вытирая лоб от испарины, и огляделся по сторонам.

— Танцуют, — согласился Носатый.

— Свободны, — раздался голос Рене сверху. — Благодарю за помощь, господа.

Мужчины кивнули и торопливо покинули зал. Ил развернулась и подняла голову к Рене, который стоял у лестницы и широко улыбался.

— Танцуют?