Если в учебных образцах в качестве материала бронебойного наконечника оставили закаленную сталь, то в изделиях для боевого применения их решили отлить из тех самых отходов комбината под городом Кыштым. Изделие носило характер конусообразной заглушки с хвостовиком по калибру ствола и весило пятьдесят семь килограммов. Еще двести восемьдесят три килограмма приходилось на форсированную взрывчатку. Взрыватель был вроде того, что ставят на флотские бронебойные снаряды главного калибра, но все-таки с отличием. Знающие люди говорили, что эти штуки, попав в борт "Тирпица", проткнули бы его насквозь и улетели дальше, не заметив, вот только лишних линкоров для проверки этого под рукой как-то не оказалось. Испытания проводились на объекте, проткнуть который насквозь не грозило бы ни одному боеприпасу на свете, - на земле. Это не означало, что тут не было хлопот и своих проблем: работники полигона с утра до вечера копали все более глубокие ямы, дабы уложить в них все более толстые массивы железобетона. Это не удовлетворило начальство, поскольку-де земля получалась слишком рыхлая. Поэтому в дальнейшем прибегали к двум способам, не заменяющим друг друга. Во-первых - шахты стали заполнять не вынутым грунтом, а строительным мусором или булыжником пополам с колотым диким камнем. Во-вторых - пришли к тому, что начали бить галереи от одного шахтного ствола: в итоге это оказалось экономнее.
Простая, как грабли, идея проклятого штабиста для реализации потребовала множества экспериментов. Даже орудийные стволы оказывались недостаточно прочными при работе с некоторыми типами препятствий, разлетаясь мало что не вдребезги. Александра Ивановича привлекли для небольшой консультации, а в итоге он провел на полигоне почти месяц. И, как обычно, там, где он находился дольше десяти дней, выросло целое производство.
- На мне проклятие, - говорил он, - мне ВООБЩЕ нельзя халтурить. Если у меня перед испытанием остается малейшее сомнение*, что сделано все возможное, - пиши пропало. Сомнения неизбежно оправдаются, и все пойдет хином.
Неудачной оказалась попытка туго обмотать корпус бомбы углеродной нитью, "пропитав" несколько таких слоев боразоновым лаком, хотя конкретная картина неудачи, пусть и относительной, до сих пор является секретной. То же относится к попытке замены обмотки - натянутой тканью- "рядном" из той же нити. Итогом стал образец, переделанный так, что слой теперь уже модульной ткани, в которой углеродная нить была заменена карборундовой, в качестве матрицы располагалась на корпусе заподлицо, позади гладкого кольцеобразного выступа высотой в два с половиной миллиметра, а пропитывал ее обычный алюминий. В чудовищных условиях ПРИМЕНЕНИЯ он сначала - плавился, а потом - испарялся, исполняя роль, своего рода "экстремальной смазки". То, что он при этом успевал или не успевал вспыхнуть, роли, как выяснилось, не играло. Вообще надо сказать, только исследований по поведению материалов в таких условиях можно было бы написать пару десятков вполне практичных докторских диссертаций, - вот только времени не было. И это, действительно, очень жаль: результаты крепко пригодились бы потом, когда дело коснется не менее серьезных экстремумов атома и космоса. Сколько забот потребовал несложный взрыватель, чтобы действовал как нужно, а еще и вполне надежно, не хочется даже рассказывать, да еще и не обо всем можно. Зато проблему управляющего оперения, чтоб раскрывалось в полете, решили неожиданно быстро: у товарища Мясищева оказались соображения на этот счет, хотя и по другой теме, и Берович смотрел на него с восхищением, которое у него традиционно вызывали изящные конструкторские решения. Сложное, казалось бы, дело, а воплощалось в простенькой комбинации пружин, стопоров, полуколец и одного пиропатрона.