Гном

Три недели в Москве пронеслись радостными интересными днями – они колесили по городу, а вечером долго сидели с дедом, выпивая по пять чашек чая и слушая его рассказы, которые были интереснее Сереже, но Димка тоже сидел рядом, изредка вставляя реплики в разговор дедушки и друга. Сережа нравился старику – видя внука рядом с этим малюсеньким человечком, он был спокоен – впервые – за Димку, видя, каким умом, стойкостью и душой наделен Сережа, понимая, через что мальчику еще предстоит пройти в этой жизни. Глядя как-то вечером на Сережу, он спросил:

– Сергей, ты уж извини за любопытство, ты после колледжа вашего что собираешься делать?

– Я в Москву приеду – я же не смогу в Швейцарии оставаться. В университет поступлю.

– Понимаю… – Василий Петрович сказал это так странно, что Сереже показалось, он хотел сказать что-то очень важное, но или передумал или забыл.

В последний перед их отлетом вечер, грустные, они сидели перед чашками с остывшим чаем, думая каждый о своих причинах этой грусти, когда Василий Петрович обратился к Сереже:

– Сергей, я поговорить с тобой хочу, – он остановил жестом мальчика, пытавшегося что-то ответить, – по поводу твоего возвращения в Москву, после колледжа.

Сережа смотрел на пожилого мужчину выжидающе и удивленно, а тот, словно набираясь смелости, смотрел в чашку с чаем и продолжил только когда тишина уже звенела в безмолвии кухни:

– Сережа, отец у тебя – влиятельный человек, перестройка вся эта еще больше усилила такие возможности… Не нужно тебе сюда возвращаться – не будет здесь для тебя ни работы, ни жизни.

Молодые люди смотрели на старика изумленно – во всех его рассказах, во всем, что он говорил о своей стране, они чувствовали столько гордости, столько любви к ней, что сейчас не могли поверить в услышанное, да и в сам факт, что это сказал он – Василий Петрович.

– Дед, ты что? – Дима просто не смог промолчать, не находя объяснения сказанному стариком.

– Дима, помолчи, я поясню. Сережа, я не прошу тебя понять то, что я скажу, я просто прошу поверить мне на слово. Не нужно тебе возвращаться сюда: никакие связи твоего отца не помогут тебе ходить безопасно по улицам, получить хорошую работу и ездить в транспорте, не вынудят людей относиться к тебе, как к человеку. Сережа, с твоим ростом тебе здесь не выжить ни с какой стороны этой жизни, поверь мне!

Сережа, шокированный услышанным, только выдавил, скорее из вежливости, чем поверив:

– Спасибо, Василий Петрович, я обязательно подумаю, над тем, что вы сказали.

– Сережа, – голос генерала звенел строгостью, – ты должен не подумать, а остаться там, любым способом, здесь тебе не выжить!

Молча лежа в комнате, глядя на белый потолок в темноте, они думали об одном и том же, только каждый по своему: Сережа – что не может быть такой разницы между странами в восприятии людей, если даже разница между магазинами и жизнью в этих странах – шириной в пропасть, Дима – что дед, наверное, зря напугал так гнома, люди живут везде и не все они идеальные и никто от этого не умер, но для него, Димы, намного лучше, если гном останется в Швейцарии и они будут рядом еще много-много лет.

Попрощавшись у дверей аэропорта с Василием Петровичем, друзья побрели внутрь, грустно смотря под ноги, думая только об одном – что, возможно, они уже не увидят этого умного доброго человека, для одного – деда, которого он узнал по-настоящему только сейчас, приехав с Сережей, для второго – пожилого друга, попытавшегося спасти его от чего-то, чего он еще не знал, а потому и понять не мог.

Они заговорили, только стоя в длинной очереди на регистрацию, пробуя не говорить о Димкином дедушке, просто начав болтать о Москве. Дима распинался о красоте московских девушек, Сережа отшучивался:

– Дим, они, конечно – красавицы, но у всех один огромный недостаток – не гномы они.

Дима рассмеялся, но неожиданно, глядя куда-то через несколько человек от них, осекся и, постучав по Сережиному плечу указательным пальцем, кивнул головой в ту сторону. Сережа повернулся за кивком друга: в нескольких метрах от них, почти в конце очереди стояло существо, подобное Сереже, только женского пола. Глядя на ее лицо, Сережа подумал, что ей лет пятнадцать-шестнадцать – как ему, но ростом она была ниже него сантиметров на десять. От удивления Сергей не мог отвести от нее глаз – он чувствовал, как друг пихает его в плечо, слышал его голос: «Гном, прекрати, она с нами одним рейсом летит, в самолете поговоришь с ней», – и уже силой повернул Сергея спиной к девочке.

Сережа часто размышлял о судьбе людей, таких же как он – с некарликовой внешностью, но имеющих рост, чуть выше лилипутов, – как они приняли в один день обрушившееся нечто, меняющее всю жизнь, пережили это, и чем и как живут дальше, какой жизнью, сколько таких людей вообще. И встретив сейчас девочку, подобную себе, хотел только одного – поговорить с ней, понимая, что такая возможность в его жизни, быть может, единственная. Он растерянно и не в силах заставить себя думать ни о чем вокруг прошел регистрацию и контроль, когда услышал голос Димы, уже повелительный: